Matching Offer: A Seasonal Gift from Richard to RDFRS
by Richard Dawkins
We are coming into the finishing straight of our current pledge drive and I would like to express my heartfelt thanks to all those who have contributed so far, to bring us over the $50,000 mark today on Christmas Eve. Our target of $100,000 was always optimistic, and now it is beginning to look rather unrealistic. But here’s a way to make it realistic again. In the closing days of this pledge drive, up until the stroke of midnight, Pacific Standard Time, on December 31st, every individual donation will be worth twice as much as its face value. This is because today I am giving a personal pledge to match every donation (up to a maximum total of $25,000). That means that if I end up paying my specified maximum of $25,000, that will mean that we have reached our target. In a sense you could say that, although the apparent total in the kitty so far is $50,237.06, the shortfall from our target of $100,000 is less than $25,000!
So, if you give $100, you will, in effect, have given $200. If you give $1, you will have given $2. And don’t for one moment think that $1 is too small to matter. Of course we like large donations, but we also, for technical reasons, have a need to show a wide base of support – a high total number of supporters (no matter how small their donations might be).
As you can imagine, producing high quality materials and ensuring their widest possible distribution is an expensive business, so we really do need your support to help us keep getting the message about science and reason across to as many people as possible. Every dollar you donate will be put to good use, and every dollar donated between now and the deadline will be able to work TWICE as hard and be TWICE as effective.
Every donation, large or small, makes a vital contribution to our work and is greatly appreciated.
Thank you again to those of you who have already supported RDFRS by donating. And thank you to those of you who are willing to help with this final push to try to reach our target, which will enable us to turn our plans into reality. We cannot do it without you.
Finally, I’d like to take this opportunity to thank you all for your contributions to this website during 2009, for your intelligence, your insight and your wit; I’d like to thank you for your enthusiasm and support; and I’d like to wish you all a Merry Christmas, Newton’s Day, Winter Solstice or whatever you like to call it, and a very Happy New Year.
Richard
пятница, 25 декабря 2009 г.
воскресенье, 20 декабря 2009 г.
Discover Interview Thanks, Evolution, For Making the Great Building Material Called DNA
Discover Interview Thanks, Evolution, For Making the Great Building Material Called DNA
Electronic computers are great at what they do. But to accomplish really complicated physical tasks—like building an insect—Erik Winfree says you have to grow them from DNA.
by Stephen Cass; photography by Spencer Lowell
From the July-August special issue, published online August 11, 2009
Yahoo! BuzzShareThisShareThis
The humblest amoeba performs feats of molecular manipulation that are the envy of any human engineer. Assembling complex biological structures quickly and with atomic precision, the amoeba is living proof of the power of nanotechnology to transmute inert matter into wondrous forms. Amoebas—and the cells in your body, for that matter—are expert at these skills because they have had billions of years to perfect their molecular tool kit. Erik Winfree, a professor of computer science and bioengineering at Caltech, is determined to harness all that evolution-honed machinery. He is seeking ways to exploit the methods of cellular biology to create a new type of molecular-scale engineering. Although still in its early days, this line of research could lead to revolutionary ways of treating illness or creating complicated machines by growing them rather than assembling them from parts.
Winfree, who in 2000 won a MacArthur “genius grant,” focuses his research particularly on DNA, the molecule that stores genetic information. Our cells use this information to build the proteins that form our bodies’ structure and do nearly all the work involved in being alive. But Winfree is going beyond biology. He wants to exploit DNA’s unique chemical properties to process information like a computer (using novel scientific disciplines known as molecular programming and DNA computing) and even appropriate the DNA molecule as a scaffold on which to build useful structures. Winfree spoke to DISCOVER senior editor Stephen Cass about his work, its implications for understanding the origin of life, and where this kind of research could lead in the far future.
You work in biomolecular computing. What exactly is that?
It is different things to different people. For me, it means understanding that chemical systems can perform information processing and be designed to carry out various tasks. One way I look at it is by analogy: We can design computers to perform all sorts of information tasks, and they are particularly useful when you can hook up those computers to control electromechanical systems. For instance, you can get inputs from a video camera. You can send outputs to a motor. The goal for biomolecular computing is to develop similar controls for chemical and molecular-scale systems. How can you program a set of molecules to carry out instructions?
--------------------------------------------------------------------------------
advertisement | article continues below
--------------------------------------------------------------------------------
How did you get involved in this rather exotic field of research?
I got interested in the connection between biology and computation before high school, in the early 1980s. I was just learning how to program an Apple II computer and at the same time was reading books like The Selfish Gene by Richard Dawkins. These things got merged in my mind. I was interested in programming biological systems—playing the games that evolution is playing. And I was interested in biological complications of all forms, particularly neural complications: How do brains work? At the same time I was developing a love for algorithms. I did mathematics and theoretical computer sciences as an undergraduate at the University of Chicago. I went to Caltech as a graduate student, interested in neural networks for robotics. Then I gave a presentation on [University of Southern California computer scientist] Leonard Adleman’s work on DNA computing. It was a whole new way of thinking about the connection between molecular systems and computation. It wasn’t just a theorist’s playground, but an area where you could actually start having ideas for molecular algorithms and testing them in the laboratory.
You’re not the first in your family to win a MacArthur fellowship—your father, Arthur Winfree, got one in 1984 for his work on applying mathematics to biology. How did his thinking influence you?
When I was growing up, he wasn’t a MacArthur fellow; he was just Dad. And eccentric, maybe. He loved showing things to us kids. I developed my habit of never really just believing anything because he would always try to catch us out and make us think for ourselves. A lot of his friends that I met as a kid eventually became fellows themselves, so I grew up thinking that their original way of thinking and being was normal.
Those MacArthur connections have continued to follow you throughout your life, haven’t they?
Some of that has happened by accident, and some of it not. I worked for Stephen Wolfram [an independent mathematician who created the influential Mathematica software package] for a year after meeting him at a MacArthur conference with my dad. So that wasn’t by chance. But later, my Ph.D. adviser, John Hopfield, was a MacArthur fellow I met by chance, I guess because I was seeking out people I really respected. Then other people who I bumped into became fellows. I spent some time at Princeton University and met Michael Elowitz, who taught me about microscopy; he became a fellow in 2007. And there’s Paul Rothemund, who was a postdoc in my lab; he got a fellowship too.
Does that sense of freewheeling community reflect the way you run your lab at Caltech?
I try to encourage a very independent attitude in my lab, partly because I know that my success is largely due to my adviser’s giving me a lot of free rein. Actually, his phrase was that he gave me enough rope to hang myself. I think back to the ancient Greek philosophers and how they would meet and have a discussion where everyone brought their own story and process to the table. So when a student comes into my lab, I like to say, “OK, so come up with a project and tell me next week what you will be doing.” Sometimes it’s an agonizing process for them. They will take not a week but a month or a year or two years before they really figure out what they are interested in. Although that might be painful, I think it’s a better process than telling people to carry out specific things where they get into a mode of not really knowing what they like.
Real biological systems use proteins to handle most jobs, but in your lab you focus on using DNA. Why?
Proteins are much more complicated than DNA. DNA is more predictable, yet it can carry out an enormous range of functions. It’s sort of like a Lego kit for building things at the nanoscale; it’s much easier to fit pieces together than with proteins. In a sense, we’re not doing anything new. Biologists have a hypothesis that there was once an RNA world [RNA is a single-stranded cousin of DNA that acts as a translator between DNA and the protein factories in living cells]. If you look at the history of life on this planet, there was probably a time before proteins evolved. Back then RNA was both an information storage system and an active element, performing a majority of the functions within the cell. That vision tells us we can do an awful lot with nucleic acids, be it RNA or DNA.
OK, so what tasks can you accomplish with engineered DNA?
It’s really exciting. We see different kinds of molecular systems as models of computation. A model of computation, to a computer scientist, is a set of primitive operations and ways of putting those primitives together to get system-level behavior.
For example, digital circuit designers have simple logic gates, such as AND and OR, as primitives. You can wire them together into circuits to do complicated functions. [Your PC operates using those commands, for instance.] But there are many different kinds of models of computation considered in computer science.
I encourage a very independent attitude in my lab, because I know that my success was due to my adviser’s giving me free rein.One of my main interests is in looking at what models of computation are appropriate for thinking about molecular systems. In the last four years we have gotten interested in chemical reaction networks, where you have a set of reactions: Molecule A plus molecule B reacts to form molecule C, and X plus C forms A. Traditionally, chemical reactions have been used as a descriptive language for explaining things that we see in nature. Instead, we are treating them as elements of a programming language, a way of expressing behaviors that we are trying to obtain. When you can move parts of a molecule from one place to another, it’s like a computer algorithm acting on data. In the molecular world, the data structure is actually a physical structure—for example, in DNA molecules. So growing something out of DNA can be thought of as modifying a data structure. The challenge is taking a program written in that language and implementing it with real molecules—we’ve had some demonstrations of that, and we’re very interested to see how far we can go. We also think about how to take a molecule and control it so it folds up into a very specific structure. Paul Rothemund developed that. [Rothemund made headlines in 2006 for building microscopic smiley faces out of programmed DNA.] And then there are molecular-scale motors. All of these things have been demonstrated in a primitive form with DNA systems.
Next Page » [1] 2
Related Articles
Discover Interview Roger Penrose Says Physics Is Wrong, From String Theory to Quantum Mechanics
One of the greatest thinkers in physics says the human brain—and the universe itself—must function according to some theory we haven't yet discovered. October 06, 2009
Discover Interview The Man Who Found Quarks and Made Sense of the Universe
Murray Gell-Mann had a smash success with particles, notorious dustups with Feynman, and a missed opportunity with Einstein. March 17, 2009
Discover Interview DNA Agrees With All the Other Science: Darwin Was Right
Molecular biologist Sean Carroll shows how evolution happens, one snippet of DNA at a time February 19, 2009
Discover Interview What Makes You Uniquely "You"?
Nobel laureate Gerald Edelman says your brain is one-of-a-kind in the history of the universe. January 16, 2009
Discover Interview Why Did Western Drs. Promote Tobacco While the Nazis Fought Cancer?
Robert Proctor looks at the way knowledge advances—and sometimes takes great leaps backwards. January 08, 2009
Latest News Blogs Most Popular
The Bizarre and Brilliant World of Knitted Science
How Autistic Artists See the World
Eye Color Explained
Each Grain of Sand a Tiny Work of Art
The Brain: What Is the Speed of Thought?
#91: The Strange Ancient Process That Made Earth's Oxygen
#93: Re-Analyzing One of the Greatest Brains in History
The Brain: Humanity's Other Basic Instinct: Math
#92: Nowhere to Hide From the Buzz of Civilization
#95: Hidden Caribou-Hunting Civilization Found Under Lake Huron
Video for Owning the Weather Panel in Copenhagen
Easy-reading chiropractic libel for young readers
Create your own tour of the Universe!
Geek culture
Republicans Thrash Climate Scientists in the Court of Public Opinion
Terroreidolia
New Especially Bad Heroin Can Give You an Overdose—or Anthrax
From Tibet to Infinity and back again
Ocean Volcano Eruption!!
Furious Fanboys Plan “Operation Stranglehold” to Take Down AT&T
Lab-Created Platelets Slow Bleeding in Rodents
Physicists Find Hints of Dark Matter But No Clear Discovery
The Mutations That Kill: 1st Cancer Genomes Sequenced
Copenhagen Roundup: Protests, Walkouts, and the Money Wars
A Hack of the Drones: Insurgents Spy on Spy Planes With $26 Software
Study: Like Earthquakes & Financial Markets, Terrorist Attacks Follow Laws ...
New Super-Earth: Hot, Watery, and Nearby
Injured Vet Receives Transplanted Pancreas Grown From a Few Cells
Scientist Smackdown: Are Unnecessary CT Scans Killing People?
Gravity Satellites Show a Huge Groundwater Loss in California
Name
Address
Address
City State Zip Code
Email Address
(U.S. orders only) DISCOVER is published monthly except two double issues which count as two each. Savings based on a $29.95 annual subscription rate.
Yahoo! BuzzShareThisShareThis
That sounds fascinating from a theoretical perspective, but what are the practical implications of being able to control molecules that way?
There is a lot of excitement about intelligent therapeutics, where chemistry interfaces with biological systems to cure disease; a view based on computer science could play a role. For that kind of work, we need to distinguish among sensors, actuators, and information-processing units. At the macroscopic scale, we are familiar with the idea that sensors and actuators have to deal with the physical world, but the information-processing unit is isolated from the physical world. It’s completely symbolic: zeros and ones. It doesn’t care what the meaning of the zeros and ones is; it just processes them. With intelligent therapeutics there is going to be a lot of sensor and actuator work required to interface with biological systems in meaningful ways [such as detecting and manipulating molecules in order to cure disease]—that’s really difficult. But the hope is that one day we will be able to build a DNA processing unit that can connect to those sensors and actuators and make decisions about what cells to target or what chemicals to produce. This is fairly speculative. I’m a long way from biomedical research myself.
What about utilizing biomolecular computing to grow devices or machines—how might that work?
Here again, the idea is that there’s a part of the job that can be done by the DNA—the programmable part. And then there’s a part where you need some chemically viable substance that is linked to the DNA; that is the actuator part. There is a whole set of chemistries for attaching things like proteins, carbon nanotubes, or quantum dots [5- to 10-nanometer metal dots with interesting optical properties] to DNA in specific locations. That suggests that if you can build a scaffold out of DNA, you could then chemically process it to get something useful. For example, an arrangement of carbon nanotubes bound to DNA could be turned into an electrically conductive circuit. To build that DNA scaffold, you might have it self-assemble from “tiles” made from short lengths of DNA. The tiles are designed so that they have binding rules for how they stick to each other. That is basically a programmable crystal growth process. You could put in a feed crystal containing your program [placing it into a stew of DNA tiles and other raw materials]. The feed crystal would then grow whatever object you programmed it to create.
On a philosophical level, this work is exciting because it is a purely nonbiological growth process that has many of the features we normally associate with biology. I’m so used to thinking of DNA as the ultimate biological molecule that it’s hard to imagine its being used in a nonbiological way, but there is actually a long tradition of using biological components for nonbiological purposes. Like I’m sitting at a wooden desk, but trees have no intention of making desks or boats or houses or any of the things that we use wood for. So using DNA this way is completely in the human tradition for technology. It seems strange only because all our associations with DNA are biological.
--------------------------------------------------------------------------------
advertisement | article continues below
MOST READ - ADVERTISEMENT -
News From The Worlds Of History, Gemology,
And Science.
1. World's most famous diamond found inside toaster
2. Official Watch of Rock and Roll.
3. Cache Of Giant Raw Diamonds Found
4. 1930's Antique Speedometer Found On A Wrist
5. $200 Reward Offered for Giant Pear
6. Over 100,000 sets of pearls given away
7. U.S. Clock Loses 1 Second in 20 Million Years
8. Chemist shocks Diamond Trade
9. The curse of the perfect gift
www.stauer.com
--------------------------------------------------------------------------------
When you regard DNA as a form of technology, does that change the way you look at people or at life in general?
Using DNA in this way certainly makes it possible to have a different perspective on what life is. This is a topic that philosophers often worry about, because you just can’t find a satisfactory definition of life. Biologists often don’t worry about it and just get on with studying it. But when you take the reductionist approach—that the phenomena we see can be explained in terms of components and how those components interact with each other—life is a mechanism, and what you look for are molecules that are capable of doing lots of interesting things. That is exactly what we found with DNA: It’s a kind of information-bearing molecule that is very programmable. We can design DNA molecules to act as gates, act as motors, act as catalysts. These findings make it more plausible to view living things as software in a chemical programming language.
Trees have no intention of making desks or houses. So using DNA this way is completely in the human tradition for technology.What is the biggest obstacle you face in turning all your amazing concepts into a reality?
I want to be able to make molecules that work the way I ask them to! For someone who is trained in theoretical computer sciences, it is difficult starting a career as an experimental lab researcher. We build and test systems, except the systems that we actually build and test are so much simpler than the systems we can write down on paper. It’s one thing to make a case on paper that we can implement a 5,000-line-long set of chemical reactions with DNA. It’s a different thing to build a system involving three or four reactions—and still not have it work quite the way we want it. There are many interesting things to think about at the conceptual level of how to structure programs, but at the moment we are very concerned about the implementation issue and spending most of our time there. Several issues are limiting us. For example, when we design molecular components there’s all kinds of cross-talk. Our DNA-based components bump into each other. Some of the components that are not supposed to react with each other do, anyway. Certain reactions don’t happen that should.
How do you plan to address those problems?
We need to build in fault tolerance. It’s not clear how that will play out. One proposed reason for why biological systems are constantly making, then destroying, proteins is just so that we always have fresh molecules rather than moldy molecules on hand, which is potentially part of the solution to this cross-talk issue. Another problem is that if you have many components, they all have to be at fairly low concentrations, and at low concentrations you have very slow operations.
Are there ways to make biomolecular computing happen at the brisk pace we associate with conventional computing?
We are not going to compete with electronic computers. We’re doing different things. Think about manufacturing some new kind of instrument or device that’s as incredibly complicated and carefully orchestrated as a fly or an insect. To my mind, to manufacture things like that you need to grow them. Then the comparison is to biological development. If you look at the timescales in biological development, they are often hours or days. You need the right thing to happen and at the right time to grow different parts of a structure.
How long will it be before you can actually design complicated systems and therapeutic treatments with programmed DNA?
I made a plot about a year ago where I looked through influential papers in DNA computing and nanotechnology. In 1980 Ned Seeman at NYU started out the field by making a system with roughly 32 nucleotides [molecules that link together to form DNA]. If you plot the number of nucleotides people have put together since then, the growth is roughly exponential. We have a new paper that describes a system of roughly 14,000 nucleotides. The number of nucleotides in designs is roughly doubling every three years. Six more doublings—roughly 20 years from now—and we are up to a million nucleotides, which is on the order of the size of a bacterial genome. That size is not necessarily a measure of what you can do with the system, but it does tell us that in order to keep increasing at that rate we need to master complexity. We need to play the same games that computer science has been playing to handle systems that complicated. Getting these systems to work is going to be extremely challenging and will probably require real conceptual breakthroughs. Which is why I like the area.
« Previous Page 1 [2]
Electronic computers are great at what they do. But to accomplish really complicated physical tasks—like building an insect—Erik Winfree says you have to grow them from DNA.
by Stephen Cass; photography by Spencer Lowell
From the July-August special issue, published online August 11, 2009
Yahoo! BuzzShareThisShareThis
The humblest amoeba performs feats of molecular manipulation that are the envy of any human engineer. Assembling complex biological structures quickly and with atomic precision, the amoeba is living proof of the power of nanotechnology to transmute inert matter into wondrous forms. Amoebas—and the cells in your body, for that matter—are expert at these skills because they have had billions of years to perfect their molecular tool kit. Erik Winfree, a professor of computer science and bioengineering at Caltech, is determined to harness all that evolution-honed machinery. He is seeking ways to exploit the methods of cellular biology to create a new type of molecular-scale engineering. Although still in its early days, this line of research could lead to revolutionary ways of treating illness or creating complicated machines by growing them rather than assembling them from parts.
Winfree, who in 2000 won a MacArthur “genius grant,” focuses his research particularly on DNA, the molecule that stores genetic information. Our cells use this information to build the proteins that form our bodies’ structure and do nearly all the work involved in being alive. But Winfree is going beyond biology. He wants to exploit DNA’s unique chemical properties to process information like a computer (using novel scientific disciplines known as molecular programming and DNA computing) and even appropriate the DNA molecule as a scaffold on which to build useful structures. Winfree spoke to DISCOVER senior editor Stephen Cass about his work, its implications for understanding the origin of life, and where this kind of research could lead in the far future.
You work in biomolecular computing. What exactly is that?
It is different things to different people. For me, it means understanding that chemical systems can perform information processing and be designed to carry out various tasks. One way I look at it is by analogy: We can design computers to perform all sorts of information tasks, and they are particularly useful when you can hook up those computers to control electromechanical systems. For instance, you can get inputs from a video camera. You can send outputs to a motor. The goal for biomolecular computing is to develop similar controls for chemical and molecular-scale systems. How can you program a set of molecules to carry out instructions?
--------------------------------------------------------------------------------
advertisement | article continues below
--------------------------------------------------------------------------------
How did you get involved in this rather exotic field of research?
I got interested in the connection between biology and computation before high school, in the early 1980s. I was just learning how to program an Apple II computer and at the same time was reading books like The Selfish Gene by Richard Dawkins. These things got merged in my mind. I was interested in programming biological systems—playing the games that evolution is playing. And I was interested in biological complications of all forms, particularly neural complications: How do brains work? At the same time I was developing a love for algorithms. I did mathematics and theoretical computer sciences as an undergraduate at the University of Chicago. I went to Caltech as a graduate student, interested in neural networks for robotics. Then I gave a presentation on [University of Southern California computer scientist] Leonard Adleman’s work on DNA computing. It was a whole new way of thinking about the connection between molecular systems and computation. It wasn’t just a theorist’s playground, but an area where you could actually start having ideas for molecular algorithms and testing them in the laboratory.
You’re not the first in your family to win a MacArthur fellowship—your father, Arthur Winfree, got one in 1984 for his work on applying mathematics to biology. How did his thinking influence you?
When I was growing up, he wasn’t a MacArthur fellow; he was just Dad. And eccentric, maybe. He loved showing things to us kids. I developed my habit of never really just believing anything because he would always try to catch us out and make us think for ourselves. A lot of his friends that I met as a kid eventually became fellows themselves, so I grew up thinking that their original way of thinking and being was normal.
Those MacArthur connections have continued to follow you throughout your life, haven’t they?
Some of that has happened by accident, and some of it not. I worked for Stephen Wolfram [an independent mathematician who created the influential Mathematica software package] for a year after meeting him at a MacArthur conference with my dad. So that wasn’t by chance. But later, my Ph.D. adviser, John Hopfield, was a MacArthur fellow I met by chance, I guess because I was seeking out people I really respected. Then other people who I bumped into became fellows. I spent some time at Princeton University and met Michael Elowitz, who taught me about microscopy; he became a fellow in 2007. And there’s Paul Rothemund, who was a postdoc in my lab; he got a fellowship too.
Does that sense of freewheeling community reflect the way you run your lab at Caltech?
I try to encourage a very independent attitude in my lab, partly because I know that my success is largely due to my adviser’s giving me a lot of free rein. Actually, his phrase was that he gave me enough rope to hang myself. I think back to the ancient Greek philosophers and how they would meet and have a discussion where everyone brought their own story and process to the table. So when a student comes into my lab, I like to say, “OK, so come up with a project and tell me next week what you will be doing.” Sometimes it’s an agonizing process for them. They will take not a week but a month or a year or two years before they really figure out what they are interested in. Although that might be painful, I think it’s a better process than telling people to carry out specific things where they get into a mode of not really knowing what they like.
Real biological systems use proteins to handle most jobs, but in your lab you focus on using DNA. Why?
Proteins are much more complicated than DNA. DNA is more predictable, yet it can carry out an enormous range of functions. It’s sort of like a Lego kit for building things at the nanoscale; it’s much easier to fit pieces together than with proteins. In a sense, we’re not doing anything new. Biologists have a hypothesis that there was once an RNA world [RNA is a single-stranded cousin of DNA that acts as a translator between DNA and the protein factories in living cells]. If you look at the history of life on this planet, there was probably a time before proteins evolved. Back then RNA was both an information storage system and an active element, performing a majority of the functions within the cell. That vision tells us we can do an awful lot with nucleic acids, be it RNA or DNA.
OK, so what tasks can you accomplish with engineered DNA?
It’s really exciting. We see different kinds of molecular systems as models of computation. A model of computation, to a computer scientist, is a set of primitive operations and ways of putting those primitives together to get system-level behavior.
For example, digital circuit designers have simple logic gates, such as AND and OR, as primitives. You can wire them together into circuits to do complicated functions. [Your PC operates using those commands, for instance.] But there are many different kinds of models of computation considered in computer science.
I encourage a very independent attitude in my lab, because I know that my success was due to my adviser’s giving me free rein.One of my main interests is in looking at what models of computation are appropriate for thinking about molecular systems. In the last four years we have gotten interested in chemical reaction networks, where you have a set of reactions: Molecule A plus molecule B reacts to form molecule C, and X plus C forms A. Traditionally, chemical reactions have been used as a descriptive language for explaining things that we see in nature. Instead, we are treating them as elements of a programming language, a way of expressing behaviors that we are trying to obtain. When you can move parts of a molecule from one place to another, it’s like a computer algorithm acting on data. In the molecular world, the data structure is actually a physical structure—for example, in DNA molecules. So growing something out of DNA can be thought of as modifying a data structure. The challenge is taking a program written in that language and implementing it with real molecules—we’ve had some demonstrations of that, and we’re very interested to see how far we can go. We also think about how to take a molecule and control it so it folds up into a very specific structure. Paul Rothemund developed that. [Rothemund made headlines in 2006 for building microscopic smiley faces out of programmed DNA.] And then there are molecular-scale motors. All of these things have been demonstrated in a primitive form with DNA systems.
Next Page » [1] 2
Related Articles
Discover Interview Roger Penrose Says Physics Is Wrong, From String Theory to Quantum Mechanics
One of the greatest thinkers in physics says the human brain—and the universe itself—must function according to some theory we haven't yet discovered. October 06, 2009
Discover Interview The Man Who Found Quarks and Made Sense of the Universe
Murray Gell-Mann had a smash success with particles, notorious dustups with Feynman, and a missed opportunity with Einstein. March 17, 2009
Discover Interview DNA Agrees With All the Other Science: Darwin Was Right
Molecular biologist Sean Carroll shows how evolution happens, one snippet of DNA at a time February 19, 2009
Discover Interview What Makes You Uniquely "You"?
Nobel laureate Gerald Edelman says your brain is one-of-a-kind in the history of the universe. January 16, 2009
Discover Interview Why Did Western Drs. Promote Tobacco While the Nazis Fought Cancer?
Robert Proctor looks at the way knowledge advances—and sometimes takes great leaps backwards. January 08, 2009
Latest News Blogs Most Popular
The Bizarre and Brilliant World of Knitted Science
How Autistic Artists See the World
Eye Color Explained
Each Grain of Sand a Tiny Work of Art
The Brain: What Is the Speed of Thought?
#91: The Strange Ancient Process That Made Earth's Oxygen
#93: Re-Analyzing One of the Greatest Brains in History
The Brain: Humanity's Other Basic Instinct: Math
#92: Nowhere to Hide From the Buzz of Civilization
#95: Hidden Caribou-Hunting Civilization Found Under Lake Huron
Video for Owning the Weather Panel in Copenhagen
Easy-reading chiropractic libel for young readers
Create your own tour of the Universe!
Geek culture
Republicans Thrash Climate Scientists in the Court of Public Opinion
Terroreidolia
New Especially Bad Heroin Can Give You an Overdose—or Anthrax
From Tibet to Infinity and back again
Ocean Volcano Eruption!!
Furious Fanboys Plan “Operation Stranglehold” to Take Down AT&T
Lab-Created Platelets Slow Bleeding in Rodents
Physicists Find Hints of Dark Matter But No Clear Discovery
The Mutations That Kill: 1st Cancer Genomes Sequenced
Copenhagen Roundup: Protests, Walkouts, and the Money Wars
A Hack of the Drones: Insurgents Spy on Spy Planes With $26 Software
Study: Like Earthquakes & Financial Markets, Terrorist Attacks Follow Laws ...
New Super-Earth: Hot, Watery, and Nearby
Injured Vet Receives Transplanted Pancreas Grown From a Few Cells
Scientist Smackdown: Are Unnecessary CT Scans Killing People?
Gravity Satellites Show a Huge Groundwater Loss in California
Name
Address
Address
City State Zip Code
Email Address
(U.S. orders only) DISCOVER is published monthly except two double issues which count as two each. Savings based on a $29.95 annual subscription rate.
Yahoo! BuzzShareThisShareThis
That sounds fascinating from a theoretical perspective, but what are the practical implications of being able to control molecules that way?
There is a lot of excitement about intelligent therapeutics, where chemistry interfaces with biological systems to cure disease; a view based on computer science could play a role. For that kind of work, we need to distinguish among sensors, actuators, and information-processing units. At the macroscopic scale, we are familiar with the idea that sensors and actuators have to deal with the physical world, but the information-processing unit is isolated from the physical world. It’s completely symbolic: zeros and ones. It doesn’t care what the meaning of the zeros and ones is; it just processes them. With intelligent therapeutics there is going to be a lot of sensor and actuator work required to interface with biological systems in meaningful ways [such as detecting and manipulating molecules in order to cure disease]—that’s really difficult. But the hope is that one day we will be able to build a DNA processing unit that can connect to those sensors and actuators and make decisions about what cells to target or what chemicals to produce. This is fairly speculative. I’m a long way from biomedical research myself.
What about utilizing biomolecular computing to grow devices or machines—how might that work?
Here again, the idea is that there’s a part of the job that can be done by the DNA—the programmable part. And then there’s a part where you need some chemically viable substance that is linked to the DNA; that is the actuator part. There is a whole set of chemistries for attaching things like proteins, carbon nanotubes, or quantum dots [5- to 10-nanometer metal dots with interesting optical properties] to DNA in specific locations. That suggests that if you can build a scaffold out of DNA, you could then chemically process it to get something useful. For example, an arrangement of carbon nanotubes bound to DNA could be turned into an electrically conductive circuit. To build that DNA scaffold, you might have it self-assemble from “tiles” made from short lengths of DNA. The tiles are designed so that they have binding rules for how they stick to each other. That is basically a programmable crystal growth process. You could put in a feed crystal containing your program [placing it into a stew of DNA tiles and other raw materials]. The feed crystal would then grow whatever object you programmed it to create.
On a philosophical level, this work is exciting because it is a purely nonbiological growth process that has many of the features we normally associate with biology. I’m so used to thinking of DNA as the ultimate biological molecule that it’s hard to imagine its being used in a nonbiological way, but there is actually a long tradition of using biological components for nonbiological purposes. Like I’m sitting at a wooden desk, but trees have no intention of making desks or boats or houses or any of the things that we use wood for. So using DNA this way is completely in the human tradition for technology. It seems strange only because all our associations with DNA are biological.
--------------------------------------------------------------------------------
advertisement | article continues below
MOST READ - ADVERTISEMENT -
News From The Worlds Of History, Gemology,
And Science.
1. World's most famous diamond found inside toaster
2. Official Watch of Rock and Roll.
3. Cache Of Giant Raw Diamonds Found
4. 1930's Antique Speedometer Found On A Wrist
5. $200 Reward Offered for Giant Pear
6. Over 100,000 sets of pearls given away
7. U.S. Clock Loses 1 Second in 20 Million Years
8. Chemist shocks Diamond Trade
9. The curse of the perfect gift
www.stauer.com
--------------------------------------------------------------------------------
When you regard DNA as a form of technology, does that change the way you look at people or at life in general?
Using DNA in this way certainly makes it possible to have a different perspective on what life is. This is a topic that philosophers often worry about, because you just can’t find a satisfactory definition of life. Biologists often don’t worry about it and just get on with studying it. But when you take the reductionist approach—that the phenomena we see can be explained in terms of components and how those components interact with each other—life is a mechanism, and what you look for are molecules that are capable of doing lots of interesting things. That is exactly what we found with DNA: It’s a kind of information-bearing molecule that is very programmable. We can design DNA molecules to act as gates, act as motors, act as catalysts. These findings make it more plausible to view living things as software in a chemical programming language.
Trees have no intention of making desks or houses. So using DNA this way is completely in the human tradition for technology.What is the biggest obstacle you face in turning all your amazing concepts into a reality?
I want to be able to make molecules that work the way I ask them to! For someone who is trained in theoretical computer sciences, it is difficult starting a career as an experimental lab researcher. We build and test systems, except the systems that we actually build and test are so much simpler than the systems we can write down on paper. It’s one thing to make a case on paper that we can implement a 5,000-line-long set of chemical reactions with DNA. It’s a different thing to build a system involving three or four reactions—and still not have it work quite the way we want it. There are many interesting things to think about at the conceptual level of how to structure programs, but at the moment we are very concerned about the implementation issue and spending most of our time there. Several issues are limiting us. For example, when we design molecular components there’s all kinds of cross-talk. Our DNA-based components bump into each other. Some of the components that are not supposed to react with each other do, anyway. Certain reactions don’t happen that should.
How do you plan to address those problems?
We need to build in fault tolerance. It’s not clear how that will play out. One proposed reason for why biological systems are constantly making, then destroying, proteins is just so that we always have fresh molecules rather than moldy molecules on hand, which is potentially part of the solution to this cross-talk issue. Another problem is that if you have many components, they all have to be at fairly low concentrations, and at low concentrations you have very slow operations.
Are there ways to make biomolecular computing happen at the brisk pace we associate with conventional computing?
We are not going to compete with electronic computers. We’re doing different things. Think about manufacturing some new kind of instrument or device that’s as incredibly complicated and carefully orchestrated as a fly or an insect. To my mind, to manufacture things like that you need to grow them. Then the comparison is to biological development. If you look at the timescales in biological development, they are often hours or days. You need the right thing to happen and at the right time to grow different parts of a structure.
How long will it be before you can actually design complicated systems and therapeutic treatments with programmed DNA?
I made a plot about a year ago where I looked through influential papers in DNA computing and nanotechnology. In 1980 Ned Seeman at NYU started out the field by making a system with roughly 32 nucleotides [molecules that link together to form DNA]. If you plot the number of nucleotides people have put together since then, the growth is roughly exponential. We have a new paper that describes a system of roughly 14,000 nucleotides. The number of nucleotides in designs is roughly doubling every three years. Six more doublings—roughly 20 years from now—and we are up to a million nucleotides, which is on the order of the size of a bacterial genome. That size is not necessarily a measure of what you can do with the system, but it does tell us that in order to keep increasing at that rate we need to master complexity. We need to play the same games that computer science has been playing to handle systems that complicated. Getting these systems to work is going to be extremely challenging and will probably require real conceptual breakthroughs. Which is why I like the area.
« Previous Page 1 [2]
суббота, 19 декабря 2009 г.
Accidents of life by Richard Dawkins - New Statesman
Darwinian theory was the best idea of all time, but why did it take so long to evolve? And what if we had 16 fingers?
If you have overdosed on Darwin this anniversary year, the great man himself is partly to blame: he was inconsiderate enough to publish On the Origin of Species when he was exactly 50. The resulting coincidence of sesquicentennial with bicentennial was bound to excite the anniversary-tuned antennae of journalists and publishers. Anniversaries are arbitrary, of course, dependent on the accident of our having ten fingers. If we had evolved with eight instead, we would have to suffer centenaries after only 64 (decimal) years, and style gurus would prate about the changing fashions of octaves instead of decades.
Incidentally, it is not far-fetched that we might have evolved a different number of fingers. The pentadactyl limb (five digits on each) has become a shibboleth of vertebrate zoology, and even animals such as horses (which walk on their middle fingers and toes) or cows (two digits per limb) have lost the extra digits from a five-fingered ancestor. But the lungfish-like group of Devonian fishes from which all land vertebrates are descended included species with seven (Ichthyostega) or eight (Acanthostega) digits per limb. If we were descended from Acanthostega, instead of from an unsung five-fingered cousin of the same fish, who knows what feats of virtuosity pianists might now perform with 16 fingers? And would computers have been invented earlier, because hexadecimal arithmetic translates more readily than decimal into binary?
Historical accidents of this sort are rife, contrasting with the illusion of good design to provide some of our most convincing evidence that evolution happened. Sometimes the legacy of history goes beyond arbitrary accidents, and spills over into downright poor design. The vertebrate retina is installed backwards, facing away from the light, which perforce has to pass through a carpet of nerves on their way to the "blind spot" where they dive through the retina, bound for the brain. In spite of this we see tolerably well, because natural selection is good at cleaning up after its bodges. But an engineer who produced such a travesty of design would be fired instantly. The retina is a legacy of remote history.
For whatever reason lost in some Devonian swamp, our ancestors evolved with ten fingers. And that is why Darwin was exactly half a century old when he published the book that set us on the path to understanding the whole of life - its diversity, complexity, beauty, compelling illusion of design, and every detail such as why we have the eyes, fingers and toes that we do.
Mysterious gap
But why did Darwin wait until he was 50 before publishing his great idea (the best idea anyone has ever had, according to the distinguished philosopher Daniel Dennett)? The idea of natural selection came to Darwin more than two decades earlier, in 1838. He wrote out a pencil sketch of it in 1842, then a fuller version in 1844, which he asked his wife Emma to publish if he should die. Then nothing: the mysterious gap. If you were a young man of 30, in possession of the best idea anyone had ever had, would you sit on it until you were 50?
When Darwin eventually did write On the Origin of Species, he was jolted into it by another travelling naturalist, Alfred Wallace, who had the same brilliant idea in 1858. Again in an accident of history, Wallace, who was recovering from a malarial fever on the Indonesian island of Ternate, chose to send his manuscript to - of all people - Charles Darwin.
A potential priority dispute was averted by the gentlemanly behaviour of both protagonists and the smooth diplomacy of Charles Lyell and Joseph Hooker. These elder statesmen of science arranged for Wallace's and Darwin's papers to be read, in their absence, at the Linnean Society in London in 1858, where the great idea fell completely flat and was ignored by all. We remember Darwin more than Wallace because he wrote the book, published in 1859, which fell anything but flat and revolutionised our world for ever.
Hypotheses to explain Darwin's delay range from "He didn't want to upset his pious wife" to "He wanted to get all his ducks in a row before the shooting began", and there may be truth in both. But I remain mystified by the larger question of why humanity as a whole waited until the 19th century. On the face of it, any one of Newton's achievements - optics, gravity, the laws of motion, the differential and integral calculus - seem more difficult, yet Newton's annus mirabilis pre-dated Darwin by nearly two centuries. The proof of Pythagoras's Theorem, and others of Euclid's elegant compendium, pre-date Darwin by more than two millennia.
Once again, Darwin's achievement doesn't seem all that difficult. Why did it elude Aristotle? And everybody else - great philosophers, mathematicians, anatomists, thinkers and achievers of all kinds down the centuries? Why did this simple but staggeringly powerful idea have to wait until the middle of the 19th century before bursting into our consciousness through the medium of two Victorian naturalists? And why, even today, do so many people have difficulty grasping it?
So, what is this best of all ideas, the idea of evolution by natural selection? It is really the principle of the sieve, multiplied a billionfold and applied cumulatively over billions of years. Every generation is a gene sieve (Darwin didn't put it this way, because he didn't know about genes). The genes that fall through the sieve are the minority that drop through from the current generation to the next. In order to do so, the individuals possessing them have to reproduce. And in order to reproduce, they have to survive. Surviving is difficult. There are predators waiting to pounce, diseases waiting to strike. Incompetence takes its toll in missed footfalls or unheeded signals of danger.
Reproduction, too, is an obstacle course. The individual has to find a mate, woo her with alluring feathers or smells, fight off rivals with talons or antlers, feed the young and protect them from marauders. In any generation, only a minority of individuals will become long-term ancestors. The vast majority of animals that ever lived have no surviving descendants. And the genes that jostle and jockey for position in every generation are the genes that, without a single, solitary exception, have passed through the bodies of an ancestral elite, the tiny minority who managed to become ancestors.
The genes that exist are the genes that made it through a million sieves in cumulative cascade. And what was it that made them do so well? They co-operated, through the intricate processes of embryology, with other successful genes to build an unbroken succession of elite individuals, equipped by them to become ancestors. That is why the qualities of the elite are the qualities inherited by every animal and plant: because existence is tough, and competition sorted out the ancestors from the failures
An arms race
The exact equipment for survival varies from species to species, for there are many ways to survive: streamlined wings, in the case of swallows; powerful flukes in whales and spades in moles; bewildering camouflage and mimicry in insects; shimmering tail feathers in birds of paradise. All these are the outward and visible levers that propel the genes that made them through the sieves of the generations. And, to complicate matters, the survival techniques of each species open windows of opportunity for others to exploit, as Darwin recognised.
Wherever you see elaborate and complicated machinery in a living body, it is usually the end product of an arms race, run in evolutionary time, each side accumulating improved equipment to outdo the other - an arms race between predators and prey, between parasites and hosts, even between males and females of the same species.
The modern theory of evolution by natural selection can be expressed mathematically, in a calculus of changing gene frequencies. Darwin was no mathematician and he knew nothing of genetics, but he had the essence of this great and simple idea, and he expressed it with the luminous clarity of one of the greatest minds ever to emerge from the process of evolution that he discovered.
Richard Dawkins FRS was the first Charles Simonyi Professor for the Public Understanding of Science at Oxford. His latest book is “The Greatest Show on Earth: the Evidence for Evolution" (Bantam Press, £20)
Post this article to
If you have overdosed on Darwin this anniversary year, the great man himself is partly to blame: he was inconsiderate enough to publish On the Origin of Species when he was exactly 50. The resulting coincidence of sesquicentennial with bicentennial was bound to excite the anniversary-tuned antennae of journalists and publishers. Anniversaries are arbitrary, of course, dependent on the accident of our having ten fingers. If we had evolved with eight instead, we would have to suffer centenaries after only 64 (decimal) years, and style gurus would prate about the changing fashions of octaves instead of decades.
Incidentally, it is not far-fetched that we might have evolved a different number of fingers. The pentadactyl limb (five digits on each) has become a shibboleth of vertebrate zoology, and even animals such as horses (which walk on their middle fingers and toes) or cows (two digits per limb) have lost the extra digits from a five-fingered ancestor. But the lungfish-like group of Devonian fishes from which all land vertebrates are descended included species with seven (Ichthyostega) or eight (Acanthostega) digits per limb. If we were descended from Acanthostega, instead of from an unsung five-fingered cousin of the same fish, who knows what feats of virtuosity pianists might now perform with 16 fingers? And would computers have been invented earlier, because hexadecimal arithmetic translates more readily than decimal into binary?
Historical accidents of this sort are rife, contrasting with the illusion of good design to provide some of our most convincing evidence that evolution happened. Sometimes the legacy of history goes beyond arbitrary accidents, and spills over into downright poor design. The vertebrate retina is installed backwards, facing away from the light, which perforce has to pass through a carpet of nerves on their way to the "blind spot" where they dive through the retina, bound for the brain. In spite of this we see tolerably well, because natural selection is good at cleaning up after its bodges. But an engineer who produced such a travesty of design would be fired instantly. The retina is a legacy of remote history.
For whatever reason lost in some Devonian swamp, our ancestors evolved with ten fingers. And that is why Darwin was exactly half a century old when he published the book that set us on the path to understanding the whole of life - its diversity, complexity, beauty, compelling illusion of design, and every detail such as why we have the eyes, fingers and toes that we do.
Mysterious gap
But why did Darwin wait until he was 50 before publishing his great idea (the best idea anyone has ever had, according to the distinguished philosopher Daniel Dennett)? The idea of natural selection came to Darwin more than two decades earlier, in 1838. He wrote out a pencil sketch of it in 1842, then a fuller version in 1844, which he asked his wife Emma to publish if he should die. Then nothing: the mysterious gap. If you were a young man of 30, in possession of the best idea anyone had ever had, would you sit on it until you were 50?
When Darwin eventually did write On the Origin of Species, he was jolted into it by another travelling naturalist, Alfred Wallace, who had the same brilliant idea in 1858. Again in an accident of history, Wallace, who was recovering from a malarial fever on the Indonesian island of Ternate, chose to send his manuscript to - of all people - Charles Darwin.
A potential priority dispute was averted by the gentlemanly behaviour of both protagonists and the smooth diplomacy of Charles Lyell and Joseph Hooker. These elder statesmen of science arranged for Wallace's and Darwin's papers to be read, in their absence, at the Linnean Society in London in 1858, where the great idea fell completely flat and was ignored by all. We remember Darwin more than Wallace because he wrote the book, published in 1859, which fell anything but flat and revolutionised our world for ever.
Hypotheses to explain Darwin's delay range from "He didn't want to upset his pious wife" to "He wanted to get all his ducks in a row before the shooting began", and there may be truth in both. But I remain mystified by the larger question of why humanity as a whole waited until the 19th century. On the face of it, any one of Newton's achievements - optics, gravity, the laws of motion, the differential and integral calculus - seem more difficult, yet Newton's annus mirabilis pre-dated Darwin by nearly two centuries. The proof of Pythagoras's Theorem, and others of Euclid's elegant compendium, pre-date Darwin by more than two millennia.
Once again, Darwin's achievement doesn't seem all that difficult. Why did it elude Aristotle? And everybody else - great philosophers, mathematicians, anatomists, thinkers and achievers of all kinds down the centuries? Why did this simple but staggeringly powerful idea have to wait until the middle of the 19th century before bursting into our consciousness through the medium of two Victorian naturalists? And why, even today, do so many people have difficulty grasping it?
So, what is this best of all ideas, the idea of evolution by natural selection? It is really the principle of the sieve, multiplied a billionfold and applied cumulatively over billions of years. Every generation is a gene sieve (Darwin didn't put it this way, because he didn't know about genes). The genes that fall through the sieve are the minority that drop through from the current generation to the next. In order to do so, the individuals possessing them have to reproduce. And in order to reproduce, they have to survive. Surviving is difficult. There are predators waiting to pounce, diseases waiting to strike. Incompetence takes its toll in missed footfalls or unheeded signals of danger.
Reproduction, too, is an obstacle course. The individual has to find a mate, woo her with alluring feathers or smells, fight off rivals with talons or antlers, feed the young and protect them from marauders. In any generation, only a minority of individuals will become long-term ancestors. The vast majority of animals that ever lived have no surviving descendants. And the genes that jostle and jockey for position in every generation are the genes that, without a single, solitary exception, have passed through the bodies of an ancestral elite, the tiny minority who managed to become ancestors.
The genes that exist are the genes that made it through a million sieves in cumulative cascade. And what was it that made them do so well? They co-operated, through the intricate processes of embryology, with other successful genes to build an unbroken succession of elite individuals, equipped by them to become ancestors. That is why the qualities of the elite are the qualities inherited by every animal and plant: because existence is tough, and competition sorted out the ancestors from the failures
An arms race
The exact equipment for survival varies from species to species, for there are many ways to survive: streamlined wings, in the case of swallows; powerful flukes in whales and spades in moles; bewildering camouflage and mimicry in insects; shimmering tail feathers in birds of paradise. All these are the outward and visible levers that propel the genes that made them through the sieves of the generations. And, to complicate matters, the survival techniques of each species open windows of opportunity for others to exploit, as Darwin recognised.
Wherever you see elaborate and complicated machinery in a living body, it is usually the end product of an arms race, run in evolutionary time, each side accumulating improved equipment to outdo the other - an arms race between predators and prey, between parasites and hosts, even between males and females of the same species.
The modern theory of evolution by natural selection can be expressed mathematically, in a calculus of changing gene frequencies. Darwin was no mathematician and he knew nothing of genetics, but he had the essence of this great and simple idea, and he expressed it with the luminous clarity of one of the greatest minds ever to emerge from the process of evolution that he discovered.
Richard Dawkins FRS was the first Charles Simonyi Professor for the Public Understanding of Science at Oxford. His latest book is “The Greatest Show on Earth: the Evidence for Evolution" (Bantam Press, £20)
Post this article to
The Evolution of Richard Dawkins, the Rock Star of Neo-Atheism David Gibson
Is Richard Dawkins getting soft? It's hard to believe that the leading exponent of a brash new school of pugnacious atheism would somehow, miraculously, transform into the soul of charity. But consider the evidence:
Dawkins says, for one thing, that he is tired of rehashing the forceful -- many would say withering -- arguments against religion he made in his best-selling book, "The God Delusion," and he objects to his frequent portrayal as a gratuitous provocateur.
"I'm not really that at all," he told me during a recent stopover in New York to promote his latest book, "The Greatest Show on Earth: The Evidence for Evolution." Dawkins almost sounds hurt by the criticism. "That's propaganda made up by religious opponents, I'm afraid. They love this word 'strident.' They always call me 'strident and shrill.' I'm not the least bit strident or shrill."
Get the new
PD toolbar!
He also admits to having nostalgia for the old English village church of his youth and for "evensong on a summer evening," and he has been described as stricken by the recent death of one of his beloved dogs, Pamba, a Coton de Tuléar.
But the most damning link in the chain of evidence pointing to a mellower Dawkins is that he is writing, yes, a children's book.
"I'm looking forward to it," Dawkins says, brightening at the thought. The book will be titled "What Is a Rainbow, Really?" and the answer won't be the one you find in the story of Noah's Ark. The book, which expands on a letter about critical thinking that he wrote to his daughter, Juliet, when she was 10 (she is now a medical student in her 20s), will be illustrated by the British artist Dave McKean, whose rather dark images have appeared in DC Comics and the cover of the young-adult fantasy/horror novel "Coraline."
So has Richard Dawkins, well, evolved? Maybe not so much. Like an old bull whose nostrils still flare at the rustle of a red cape (or a cassock, in his case), Dawkins can't help but charge if offered a target.
"We have a war on our hands," Dawkins announced in a startling opening line at a book-signing for "The Greatest Show on Earth," held at a Lower Manhattan Barnes & Noble. The war, he says, is against scientific ignorance cloaked in religious belief -- twin myths that for the next hour he proceeded to vanquish in a talk that alternated between the crisp lecture hall style of the Oxford don that he was, and the tart-tongued polemicist that he still is.
Indeed, "The Greatest Show on Earth," written to mark last month's 150th anniversary of the publication of Darwin's "Origin of Species," opens by comparing religious believers to Holocaust deniers or "a baying pack of ignoramuses," who try to stifle scientific inquiry. And a few days after the book tour wrapped, Dawkins was back at it, blasting the Roman Catholic Church as perhaps the "greatest force for evil in the world," as well as a "disgusting institution" that was "dragging its flowing skirts in the dirt and touting for business like a common pimp" by trying to attract dissident Anglicans to Rome. (For good measure he called the eucharist a "cannibal feast.")
Truth be told, the new Richard Dawkins can sound a lot like the old Richard Dawkins, despite his protestations that he wants to move on to topics other than battling religion. But if Dawkins can't help himself, there are indications that the New Atheist movement he helped launch may be mutating into a milder form, and challenging Dawkins to change for the first time in decades. Can he? Does he want to? It won't be easy.
Since the 1970s, well before the rise of neo-atheism, Dawkins had been a prominent popularizer of the biological sciences in which he was already a leading authority. In retrospect, his career path seems predestined. Born in 1941 in colonial Kenya, Dawkins was the son of a naturalist; his father worked in the British colonial service. He had a rigorously scientific education and a perfunctory Anglican upbringing. By his mid-teens, living back in England and already immersed in evolutionary theory, science easily won out over religion and Dawkins left belief behind with scarcely a second thought. At Oxford, he excelled in his studies, and after a brief stint as an assistant professor of zoology at the University of California, Berkeley, he returned to teach at Oxford in 1970.
He was a prolific writer, and within a few years Dawkins had coined terms like "the selfish gene" and "memes" (cultural equivalents of genes), as well as establishing his bona fides as a scourge of religious belief. But it was not until the publication of his 2006 book, "The God Delusion," that he became the rock star of neo-atheism, selling 2 million copies of that book and selling out every public appearance. In September 2008 Dawkins retired as Simonyi Professor for the Public Understanding of Science at Oxford, a prestigious position he had held since 1995, and has since devoted his time to the crusade against religion and on behalf of atheism.
"The God Delusion" arrived at a propitious moment. By that time, other scientists and polemicists were also publishing blistering critiques of religion, and like Dawkins, they were using the bully pulpit of the Internet to mobilize the growing ranks of the unchurched, the unaffiliated, and the unbelieving -- a category sociologists of religion sometimes call "the Nones," as in those attached to no religion.
In 2004 Sam Harris, an author and neuroscientist, had published "The End of Faith," following it up in 2006 with "Letter to a Christian Nation." Also in 2006, Daniel Dennett, a philosopher and proponent of evolutionary biology, published "Breaking the Spell," which outlines his view of religion as a product of evolutionary processes. In 2007, the fearsome scribe Christopher Hitchens took a rhetorical blunderbuss to whatever remained of religious arguments in his obviously titled diatribe, "God Is Not Great: How Religion Poisons Everything." Little wonder that these authors have been known as the Four Horsemen of the atheist apocalypse (or sometimes the Unholy Trinity, if one or another is left off the list).
The neo-atheist movement was also helped along by the undeniable fact that religion in this post-millennial period came to be identified as much by terrorism, scandal, and political maneuvering as it was by the evidence of sanctity.
Yet despite the success of these antagonists, religion has persisted, and perhaps even grown. And many atheists in turn are now looking to engage faith rather than simply disparage it -- an upgrade that has been dubbed "Atheism 3.0."
"The work that we need to do, we atheists, humanists and nonbelievers, is to build a better world and not try to tear down those with whom we disagree," Greg M. Epstein, the Humanist chaplain at Harvard University and author of "Good without God: What a Billion Nonreligious People Do Believe," told Religion News Service. "When our goal is erasing religion, rather than embracing human beings, we all lose."
Other exponents of Atheism 3.0 would include Austin Dacey, author of "The Secular Conscience: Why Belief Belongs in Public Life," Samir Selmanovic, author of "It's Really All About God: Reflections of a Muslim Atheist Jewish Christian," and Bruce Sheiman, author of "An Atheist Defends Religion: Why Humanity is Better Off With Religion than Without It." There is a web site called "The Friendly Atheist" and there is even a burgeoning movement of "possibilians"-- nonbelievers who allow for the possibility of an immortal soul. Possibilianism sprouted unbidden when author and neuroscientist David Eagleman mentioned his views about the possibility of an afterlife in an NPR radio interview earlier this year. "I was stunned after that NPR talk. By the time I got back home to my desk, I had all these e-mails from people saying, 'I think that's what I am, too!'," Eagleman told The Dallas Morning News.
For many atheists, the shift to engagement over confrontation is seen as a sellout rather than a worthy adaptation. For others, however, it is a return to the kind of intellectually engaged, less combative approach that characterized prominent atheists in previous eras, and one that moves away from what some, including the grand old man of secular humanism, Paul Kurtz, has blasted as "atheist fundamentalism."
Dawkins does not rise to the bait when I ask him about the fundamentalism charge, and diplomatically says that both his approach and that of Paul Kurtz are necessary. But he is clearly more sympathetic to the blast furnace approach to debate -- understandably, given the praise, bordering on adulation, that he receives from his many fans.
"People say some very nice things," Dawkins said. "Many of them say how I've changed their life, which is very gratifying."
Such affection was on full display at the New York book signing, as devotees -- some of whom had waited 12 hours for a good seat -- packed the available space and waited patiently for more than an hour after the talk to have Dawkins sign their copy of "The Greatest Show on Earth." Dawkins was methodical, almost mechanical about the signing, as he had to be, scribbling only his name and moving quickly to the next customer. "You opened a whole new window onto life for me," one woman blurts. He smiles briefly, and she is ushered on. A young fellow wants to tell Dawkins a joke, and swears it is really, really short and please give him a chance. There is a moment's pause and the 20-something guy smiles and interjects: "Religion." He giggles loudly and moves on too. "Thank you for making my day," another person gushes to Dawkins.
"He is the evolutionary biologist of our time," says Serge Braida, a science teacher, who showed up with a stack of Dawkins books. "I would say he is a descendent of Darwin himself." Cory, a 28-year-old medical student, says Dawkins "helped bring clarity to thoughts I had inside that I was not able to articulate on my own."
The event was classic Dawkins: a rapt audience with many more younger people than older folks, and lots of friendly questions. In other words, the kind of sanctuary any pastor would love but too rarely sees. "Maybe I'm preaching to the choir, but the choir is extraordinarily big," Dawkins told me the next day. He says he doesn't understand why, especially given his controversial views on such a volatile topic, he doesn't encounter more pushback at public events. "I guess people who disagree don't like to go hear talks that they disagree with."
As a leader, Dawkins has clearly been successful in animating like-minded irreligionists. In 2007 he endorsed a new venture, the Out Campaign, which encourages not believers to publicly identify as such by wearing a scarlet letter "A," a la' Hawthorne's adulterers, though Dawkins models the campaign more on the gay rights movement. Dawkins has helped fund and promote ad campaigns like the one that ran on the side of buses in London in early 2009 (a similar campaign was launched in New York at the time of Dawkins' visit, though it was unrelated). And the Secular Student Alliance reports that the number of atheist or agnostic student groups on U.S. campuses has more than doubled in the past two years, from 80 to 162.
So even if their numbers have not necessarily grown in absolute terms, non-believers certainly feel less alone than ever before.
That should count for something, though whether Dawkins will win the battle over belief -- his ultimate goal -- seems unlikely. That may be because he too often brings the same blinders to religious debates that his religious foes wear. With his jaunty (or haughty) style and his amusing (or annoying) jibes, Dawkins certainly puts on a good show. But he rarely ventures beyond attacks on the low-hanging fruit of religious literalism. At the Manhattan book signing, for instance, it was the story of Noah's Ark. "Sorry to take a sledgehammer to so small and slender a nut" (pause for comic timing) "but I'm afraid I must" (cue the laughs.) When it comes to doing battle with belief, Dawkins is himself of a force of nature, preying on the weak -- be they ideas or people -- in the belief that the fittest will survive.
Yet there may be another evolutionary meme at work, in the co-dependence of religious and atheistic fundamentalists who seem to need each other in order to survive -- as they both likely will.
What becomes clear in talking to Dawkins and in reading his newest book is that if Dawkins could be called a fundamentalist when it comes to religion, he is more of an evangelist when it comes to science. And that, indeed, is where he is most effective and needed. As Dawkins points out, as many Americans believe evidence supports Darwinian evolution as say the evidence does not support it (35 percent a piece, according to Gallup).
Tipping that balance to the side of scientific literacy is the aim, and strength, of Dawkins' latest book -- once you skip over the snide asides about faith -- and it is clearly his higher calling. "Evolution is so utterly fascinating," he exhorts the congregation at his book signing. "How could you possibly be so dead in your soul if you're a biologist not to want other people to share in the enthusiasm you have?"
The next day, Dawkins is still preachifying. "There is a lot of ignorance, which is no crime. But it is something you can do something about. A lot of people don't take evolution seriously but that's because they don't know anything about it. I want to correct that. But I also want to enthrall and excite people, because the evidence so exciting and so wonderful."
With such passion, it is no surprise that a children's book would be a natural development for Dawkins, much as C.S. Lewis tried to reach the young for Jesus with his "Chronicles of Narnia."
Of course, Dawkins has a different goal, hoping to disabuse little ones of any silly religious beliefs they may acquire as well as educating them about science. Each chapter will ask a question about the natural world, and Dawkins will provide first the traditional answer from Greek myths or Judeo-Christian beliefs or other religions "and then we'll finally come on to the truth, which is the scientific answer."
"I want to convey the idea that humans have been asking these questions and have been giving mythological answers for a long time," he told me. The mythological answers "are often quite beautiful," but they are also wrong, and can be dangerous.
For all his talents and successes, Richard Dawkins may have his work cut out for him with his new project. Alan Brown brought his seven-year-old son Earvin to see Dawkins at the New York event, and they were eagerly waiting in line to have their copy of "The Greatest Show on Earth" signed when I asked the boy if he liked what Dawkins had to say as much as his dad did. Earvin shuffled his feet and looked down for a moment before confessing, "I didn't understand it."
Not to worry, Earvin. If Dawkins' letter to his own daughter years ago is a sign of what's to come, you'll soon understand plenty -- and realize that somewhere in his atheist's soul, Richard Dawkins is a soft touch.
"Dear Juliet," he began. "Now that you are ten, I want to write to you about something that is important to me. Have you ever wondered how we know the things that we know? How do we know, for instance, that the stars, which look like tiny pinpricks in the sky, are really huge balls of fire like the sun and are really far away? And how do we know that Earth is a smaller ball whirling round one of those stars, the sun? The answer to these questions is 'evidence.' "
Follow PoliticsDaily On Facebook and Twitter,
and download the new Politics Daily toolbar!
Dawkins says, for one thing, that he is tired of rehashing the forceful -- many would say withering -- arguments against religion he made in his best-selling book, "The God Delusion," and he objects to his frequent portrayal as a gratuitous provocateur.
"I'm not really that at all," he told me during a recent stopover in New York to promote his latest book, "The Greatest Show on Earth: The Evidence for Evolution." Dawkins almost sounds hurt by the criticism. "That's propaganda made up by religious opponents, I'm afraid. They love this word 'strident.' They always call me 'strident and shrill.' I'm not the least bit strident or shrill."
Get the new
PD toolbar!
He also admits to having nostalgia for the old English village church of his youth and for "evensong on a summer evening," and he has been described as stricken by the recent death of one of his beloved dogs, Pamba, a Coton de Tuléar.
But the most damning link in the chain of evidence pointing to a mellower Dawkins is that he is writing, yes, a children's book.
"I'm looking forward to it," Dawkins says, brightening at the thought. The book will be titled "What Is a Rainbow, Really?" and the answer won't be the one you find in the story of Noah's Ark. The book, which expands on a letter about critical thinking that he wrote to his daughter, Juliet, when she was 10 (she is now a medical student in her 20s), will be illustrated by the British artist Dave McKean, whose rather dark images have appeared in DC Comics and the cover of the young-adult fantasy/horror novel "Coraline."
So has Richard Dawkins, well, evolved? Maybe not so much. Like an old bull whose nostrils still flare at the rustle of a red cape (or a cassock, in his case), Dawkins can't help but charge if offered a target.
"We have a war on our hands," Dawkins announced in a startling opening line at a book-signing for "The Greatest Show on Earth," held at a Lower Manhattan Barnes & Noble. The war, he says, is against scientific ignorance cloaked in religious belief -- twin myths that for the next hour he proceeded to vanquish in a talk that alternated between the crisp lecture hall style of the Oxford don that he was, and the tart-tongued polemicist that he still is.
Indeed, "The Greatest Show on Earth," written to mark last month's 150th anniversary of the publication of Darwin's "Origin of Species," opens by comparing religious believers to Holocaust deniers or "a baying pack of ignoramuses," who try to stifle scientific inquiry. And a few days after the book tour wrapped, Dawkins was back at it, blasting the Roman Catholic Church as perhaps the "greatest force for evil in the world," as well as a "disgusting institution" that was "dragging its flowing skirts in the dirt and touting for business like a common pimp" by trying to attract dissident Anglicans to Rome. (For good measure he called the eucharist a "cannibal feast.")
Truth be told, the new Richard Dawkins can sound a lot like the old Richard Dawkins, despite his protestations that he wants to move on to topics other than battling religion. But if Dawkins can't help himself, there are indications that the New Atheist movement he helped launch may be mutating into a milder form, and challenging Dawkins to change for the first time in decades. Can he? Does he want to? It won't be easy.
Since the 1970s, well before the rise of neo-atheism, Dawkins had been a prominent popularizer of the biological sciences in which he was already a leading authority. In retrospect, his career path seems predestined. Born in 1941 in colonial Kenya, Dawkins was the son of a naturalist; his father worked in the British colonial service. He had a rigorously scientific education and a perfunctory Anglican upbringing. By his mid-teens, living back in England and already immersed in evolutionary theory, science easily won out over religion and Dawkins left belief behind with scarcely a second thought. At Oxford, he excelled in his studies, and after a brief stint as an assistant professor of zoology at the University of California, Berkeley, he returned to teach at Oxford in 1970.
He was a prolific writer, and within a few years Dawkins had coined terms like "the selfish gene" and "memes" (cultural equivalents of genes), as well as establishing his bona fides as a scourge of religious belief. But it was not until the publication of his 2006 book, "The God Delusion," that he became the rock star of neo-atheism, selling 2 million copies of that book and selling out every public appearance. In September 2008 Dawkins retired as Simonyi Professor for the Public Understanding of Science at Oxford, a prestigious position he had held since 1995, and has since devoted his time to the crusade against religion and on behalf of atheism.
"The God Delusion" arrived at a propitious moment. By that time, other scientists and polemicists were also publishing blistering critiques of religion, and like Dawkins, they were using the bully pulpit of the Internet to mobilize the growing ranks of the unchurched, the unaffiliated, and the unbelieving -- a category sociologists of religion sometimes call "the Nones," as in those attached to no religion.
In 2004 Sam Harris, an author and neuroscientist, had published "The End of Faith," following it up in 2006 with "Letter to a Christian Nation." Also in 2006, Daniel Dennett, a philosopher and proponent of evolutionary biology, published "Breaking the Spell," which outlines his view of religion as a product of evolutionary processes. In 2007, the fearsome scribe Christopher Hitchens took a rhetorical blunderbuss to whatever remained of religious arguments in his obviously titled diatribe, "God Is Not Great: How Religion Poisons Everything." Little wonder that these authors have been known as the Four Horsemen of the atheist apocalypse (or sometimes the Unholy Trinity, if one or another is left off the list).
The neo-atheist movement was also helped along by the undeniable fact that religion in this post-millennial period came to be identified as much by terrorism, scandal, and political maneuvering as it was by the evidence of sanctity.
Yet despite the success of these antagonists, religion has persisted, and perhaps even grown. And many atheists in turn are now looking to engage faith rather than simply disparage it -- an upgrade that has been dubbed "Atheism 3.0."
"The work that we need to do, we atheists, humanists and nonbelievers, is to build a better world and not try to tear down those with whom we disagree," Greg M. Epstein, the Humanist chaplain at Harvard University and author of "Good without God: What a Billion Nonreligious People Do Believe," told Religion News Service. "When our goal is erasing religion, rather than embracing human beings, we all lose."
Other exponents of Atheism 3.0 would include Austin Dacey, author of "The Secular Conscience: Why Belief Belongs in Public Life," Samir Selmanovic, author of "It's Really All About God: Reflections of a Muslim Atheist Jewish Christian," and Bruce Sheiman, author of "An Atheist Defends Religion: Why Humanity is Better Off With Religion than Without It." There is a web site called "The Friendly Atheist" and there is even a burgeoning movement of "possibilians"-- nonbelievers who allow for the possibility of an immortal soul. Possibilianism sprouted unbidden when author and neuroscientist David Eagleman mentioned his views about the possibility of an afterlife in an NPR radio interview earlier this year. "I was stunned after that NPR talk. By the time I got back home to my desk, I had all these e-mails from people saying, 'I think that's what I am, too!'," Eagleman told The Dallas Morning News.
For many atheists, the shift to engagement over confrontation is seen as a sellout rather than a worthy adaptation. For others, however, it is a return to the kind of intellectually engaged, less combative approach that characterized prominent atheists in previous eras, and one that moves away from what some, including the grand old man of secular humanism, Paul Kurtz, has blasted as "atheist fundamentalism."
Dawkins does not rise to the bait when I ask him about the fundamentalism charge, and diplomatically says that both his approach and that of Paul Kurtz are necessary. But he is clearly more sympathetic to the blast furnace approach to debate -- understandably, given the praise, bordering on adulation, that he receives from his many fans.
"People say some very nice things," Dawkins said. "Many of them say how I've changed their life, which is very gratifying."
Such affection was on full display at the New York book signing, as devotees -- some of whom had waited 12 hours for a good seat -- packed the available space and waited patiently for more than an hour after the talk to have Dawkins sign their copy of "The Greatest Show on Earth." Dawkins was methodical, almost mechanical about the signing, as he had to be, scribbling only his name and moving quickly to the next customer. "You opened a whole new window onto life for me," one woman blurts. He smiles briefly, and she is ushered on. A young fellow wants to tell Dawkins a joke, and swears it is really, really short and please give him a chance. There is a moment's pause and the 20-something guy smiles and interjects: "Religion." He giggles loudly and moves on too. "Thank you for making my day," another person gushes to Dawkins.
"He is the evolutionary biologist of our time," says Serge Braida, a science teacher, who showed up with a stack of Dawkins books. "I would say he is a descendent of Darwin himself." Cory, a 28-year-old medical student, says Dawkins "helped bring clarity to thoughts I had inside that I was not able to articulate on my own."
The event was classic Dawkins: a rapt audience with many more younger people than older folks, and lots of friendly questions. In other words, the kind of sanctuary any pastor would love but too rarely sees. "Maybe I'm preaching to the choir, but the choir is extraordinarily big," Dawkins told me the next day. He says he doesn't understand why, especially given his controversial views on such a volatile topic, he doesn't encounter more pushback at public events. "I guess people who disagree don't like to go hear talks that they disagree with."
As a leader, Dawkins has clearly been successful in animating like-minded irreligionists. In 2007 he endorsed a new venture, the Out Campaign, which encourages not believers to publicly identify as such by wearing a scarlet letter "A," a la' Hawthorne's adulterers, though Dawkins models the campaign more on the gay rights movement. Dawkins has helped fund and promote ad campaigns like the one that ran on the side of buses in London in early 2009 (a similar campaign was launched in New York at the time of Dawkins' visit, though it was unrelated). And the Secular Student Alliance reports that the number of atheist or agnostic student groups on U.S. campuses has more than doubled in the past two years, from 80 to 162.
So even if their numbers have not necessarily grown in absolute terms, non-believers certainly feel less alone than ever before.
That should count for something, though whether Dawkins will win the battle over belief -- his ultimate goal -- seems unlikely. That may be because he too often brings the same blinders to religious debates that his religious foes wear. With his jaunty (or haughty) style and his amusing (or annoying) jibes, Dawkins certainly puts on a good show. But he rarely ventures beyond attacks on the low-hanging fruit of religious literalism. At the Manhattan book signing, for instance, it was the story of Noah's Ark. "Sorry to take a sledgehammer to so small and slender a nut" (pause for comic timing) "but I'm afraid I must" (cue the laughs.) When it comes to doing battle with belief, Dawkins is himself of a force of nature, preying on the weak -- be they ideas or people -- in the belief that the fittest will survive.
Yet there may be another evolutionary meme at work, in the co-dependence of religious and atheistic fundamentalists who seem to need each other in order to survive -- as they both likely will.
What becomes clear in talking to Dawkins and in reading his newest book is that if Dawkins could be called a fundamentalist when it comes to religion, he is more of an evangelist when it comes to science. And that, indeed, is where he is most effective and needed. As Dawkins points out, as many Americans believe evidence supports Darwinian evolution as say the evidence does not support it (35 percent a piece, according to Gallup).
Tipping that balance to the side of scientific literacy is the aim, and strength, of Dawkins' latest book -- once you skip over the snide asides about faith -- and it is clearly his higher calling. "Evolution is so utterly fascinating," he exhorts the congregation at his book signing. "How could you possibly be so dead in your soul if you're a biologist not to want other people to share in the enthusiasm you have?"
The next day, Dawkins is still preachifying. "There is a lot of ignorance, which is no crime. But it is something you can do something about. A lot of people don't take evolution seriously but that's because they don't know anything about it. I want to correct that. But I also want to enthrall and excite people, because the evidence so exciting and so wonderful."
With such passion, it is no surprise that a children's book would be a natural development for Dawkins, much as C.S. Lewis tried to reach the young for Jesus with his "Chronicles of Narnia."
Of course, Dawkins has a different goal, hoping to disabuse little ones of any silly religious beliefs they may acquire as well as educating them about science. Each chapter will ask a question about the natural world, and Dawkins will provide first the traditional answer from Greek myths or Judeo-Christian beliefs or other religions "and then we'll finally come on to the truth, which is the scientific answer."
"I want to convey the idea that humans have been asking these questions and have been giving mythological answers for a long time," he told me. The mythological answers "are often quite beautiful," but they are also wrong, and can be dangerous.
For all his talents and successes, Richard Dawkins may have his work cut out for him with his new project. Alan Brown brought his seven-year-old son Earvin to see Dawkins at the New York event, and they were eagerly waiting in line to have their copy of "The Greatest Show on Earth" signed when I asked the boy if he liked what Dawkins had to say as much as his dad did. Earvin shuffled his feet and looked down for a moment before confessing, "I didn't understand it."
Not to worry, Earvin. If Dawkins' letter to his own daughter years ago is a sign of what's to come, you'll soon understand plenty -- and realize that somewhere in his atheist's soul, Richard Dawkins is a soft touch.
"Dear Juliet," he began. "Now that you are ten, I want to write to you about something that is important to me. Have you ever wondered how we know the things that we know? How do we know, for instance, that the stars, which look like tiny pinpricks in the sky, are really huge balls of fire like the sun and are really far away? And how do we know that Earth is a smaller ball whirling round one of those stars, the sun? The answer to these questions is 'evidence.' "
Follow PoliticsDaily On Facebook and Twitter,
and download the new Politics Daily toolbar!
четверг, 10 декабря 2009 г.
blog
Selection:
Selection occurs only when the individuals of a population are diverse in their characteristics—or more specifically when the traits of individuals differ with respect to how well they equip them to survive or exploit a particular pressure. In the absence of individual variation, or when variations are selectively neutral, selection does not occur.
Селекция
Однако методом отбора человек не может получить принципиально новых свойств у разводимых организмов, так как при отборе можно выделить только те генотипы, которые уже существуют в популяции. Поэтому для получения новых пород и сортов животных и растений применяют гибридизацию, скрещивая растения с желательными признаками и в дальнейшем отбирая из потомства те особи, у которых полезные свойства выражены наиболее сильно. Например, один сорт пшеницы отличается прочным стволом и устойчив к полеганию, а сорт с тонкой соломиной не заражается стеблевой ржавчиной. При скрещивании растений из двух сортов в потомстве возникают различные комбинации признаков. Но отбирают именно те растения, которые одновременно имеют прочную соломину и не болеют стеблевой ржавчиной. Так создается новый сорт.
На территории России не растут дикие представители рода крыжовник. Однако на основе вида крыжовник отклоненный, встречающийся на Западной Украине и Кавказе, получено более 300 сортов, многие из которых прекрасно плодоносят в России.
Genetic variability
However, the method of selecting a person can not get fundamentally new properties of the cultivated organisms, because the selection can be identified only those genotypes that already exist in the population. Therefore, to produce new breeds and varieties of animals and plants used hybridization, by crossing plants with desired traits in the future by selecting from the offspring of those individuals who have useful properties are expressed most strongly. For example, one variety of wheat is different solid barrel and is resistant to lodging, a variety with a thin culm not infected with stem rust. When crossing plants from two species occur in the progeny of different combinations of traits. But it selected those plants that also have strong straw and not get sick stem rust. It creates a new variety.
The territory of Russia are not members of the genus grow wild gooseberry. However, based on the type of gooseberry rejected, found in western Ukraine and the Caucasus, received more than 300 varieties, many of which are well bear fruit in Russia.
Speciation
Artificial speciation
New species have been created by domesticated animal husbandry, but the initial dates and methods of the initiation of such species are not clear. For example, domestic sheep were created by hybridisation, and no longer produce viable offspring with Ovis orientalis, one species from which they are descended.[14] Domestic cattle, on the other hand, can be considered the same species as several varieties of wild ox, gaur, yak, etc., as they readily produce fertile offspring with them.[15]
The best-documented creations of new species in the laboratory were performed in the late 1980s. William Rice and G.W. Salt bred fruit flies, Drosophila melanogaster, using a maze with three different choices of habitat such as light/dark and wet/dry. Each generation was placed into the maze, and the groups of flies that came out of two of the eight exits were set apart to breed with each other in their respective groups. After thirty-five generations, the two groups and their offspring were isolated reproductively because of their strong habitat preferences: they mated only within the areas they preferred, and so did not mate with flies that preferred the other areas.[16] The history of such attempts is described in Rice and Hostert (1993).[17]
Diane Dodd was also able to show how reproductive isolation can develop from mating preferences in Drosophila pseudoobscura fruit flies after only eight generations using different food types, starch and maltose.[18]
Видообразова́ние — процесс возникновения новых видов [1]. При этом генетическая несовместимость новообразованных видов, т.е. их неспособность производить плодотворное потомство или вообще потомство при скрещивании называется межвидовым барьером, или барьером межвидовой совместимости.
Существуют разнообразные теории, объясняющие механизмы видообразования, ни одна из которых не считается общепризнанной и полностью доказанной. Одна из причин этого — сложность эмпирической проверки из-за долговременности изучаемого процесса.
Speciation - the process of emergence of new species [1]. This genetic incompatibility between the newly formed species, ie their inability to produce offspring or even fruitful offspring when crossed is called the species barrier, or barrier of interspecific compatibility.
There are various theories to explain the mechanisms of speciation, neither of which are not considered to be generally accepted and fully proven. One reason for this - the complexity of empirical verification of the sustainability of the process being studied.
According to the synthetic theory of evolution (STE), the basis for speciation is the genetic variation of organisms, the leading factor - natural selection. In STE distinguish two ways of speciation: geographic, or allopatric, and ecological or sympatric.
Observation speciation
The process of speciation, according to the synthetic theory of evolution, is very long, whereas in salt-induced theories of speciation occurs very quickly. So, in fact, the process of speciation from beginning to end, while nobody was watching. Despite many experiments, of the mechanisms of speciation - a theory with little practical basis (with the exception of experiments on the re-synthesize species formed by polyploidy). There are different groups within the same species, in varying degrees dispersed for any reason. Nevertheless, these groups still refer to the same species. There are groups of very closely related species, yet their formation occurred a long time by historical standards, outside observation.
Согласно синтетической теории эволюции (СТЭ), основой для видообразования является наследственная изменчивость организмов, ведущий фактор — естественный отбор. В СТЭ выделяют два способа видообразования: географическое, или аллопатрическое, и экологическое, или симпатрическое.
Наблюдение видообразования
Процесс видообразования, согласно синтетической теории эволюции, очень долог, между тем по сальтационным теориям видообразование происходит очень быстро. Поэтому, собственно, процесс видообразования от начала до конца пока никто не наблюдал. Несмотря на множество экспериментов, представления о механизмах видообразования — это теории со слабой практической базой (исключение составляют эксперименты по ресинтезу видов, сформировавшихся путём полиплоидизации). Есть разные группы в пределах одного вида, в разной степени разошедшиеся по каким-либо причинам. Тем не менее, эти группы всё ещё относятся к одному виду. Есть группы очень близких видов, тем не менее их образование произошло довольно давно по историческим меркам, за пределами наблюдений.
Selection occurs only when the individuals of a population are diverse in their characteristics—or more specifically when the traits of individuals differ with respect to how well they equip them to survive or exploit a particular pressure. In the absence of individual variation, or when variations are selectively neutral, selection does not occur.
Селекция
Однако методом отбора человек не может получить принципиально новых свойств у разводимых организмов, так как при отборе можно выделить только те генотипы, которые уже существуют в популяции. Поэтому для получения новых пород и сортов животных и растений применяют гибридизацию, скрещивая растения с желательными признаками и в дальнейшем отбирая из потомства те особи, у которых полезные свойства выражены наиболее сильно. Например, один сорт пшеницы отличается прочным стволом и устойчив к полеганию, а сорт с тонкой соломиной не заражается стеблевой ржавчиной. При скрещивании растений из двух сортов в потомстве возникают различные комбинации признаков. Но отбирают именно те растения, которые одновременно имеют прочную соломину и не болеют стеблевой ржавчиной. Так создается новый сорт.
На территории России не растут дикие представители рода крыжовник. Однако на основе вида крыжовник отклоненный, встречающийся на Западной Украине и Кавказе, получено более 300 сортов, многие из которых прекрасно плодоносят в России.
Genetic variability
However, the method of selecting a person can not get fundamentally new properties of the cultivated organisms, because the selection can be identified only those genotypes that already exist in the population. Therefore, to produce new breeds and varieties of animals and plants used hybridization, by crossing plants with desired traits in the future by selecting from the offspring of those individuals who have useful properties are expressed most strongly. For example, one variety of wheat is different solid barrel and is resistant to lodging, a variety with a thin culm not infected with stem rust. When crossing plants from two species occur in the progeny of different combinations of traits. But it selected those plants that also have strong straw and not get sick stem rust. It creates a new variety.
The territory of Russia are not members of the genus grow wild gooseberry. However, based on the type of gooseberry rejected, found in western Ukraine and the Caucasus, received more than 300 varieties, many of which are well bear fruit in Russia.
Speciation
Artificial speciation
New species have been created by domesticated animal husbandry, but the initial dates and methods of the initiation of such species are not clear. For example, domestic sheep were created by hybridisation, and no longer produce viable offspring with Ovis orientalis, one species from which they are descended.[14] Domestic cattle, on the other hand, can be considered the same species as several varieties of wild ox, gaur, yak, etc., as they readily produce fertile offspring with them.[15]
The best-documented creations of new species in the laboratory were performed in the late 1980s. William Rice and G.W. Salt bred fruit flies, Drosophila melanogaster, using a maze with three different choices of habitat such as light/dark and wet/dry. Each generation was placed into the maze, and the groups of flies that came out of two of the eight exits were set apart to breed with each other in their respective groups. After thirty-five generations, the two groups and their offspring were isolated reproductively because of their strong habitat preferences: they mated only within the areas they preferred, and so did not mate with flies that preferred the other areas.[16] The history of such attempts is described in Rice and Hostert (1993).[17]
Diane Dodd was also able to show how reproductive isolation can develop from mating preferences in Drosophila pseudoobscura fruit flies after only eight generations using different food types, starch and maltose.[18]
Видообразова́ние — процесс возникновения новых видов [1]. При этом генетическая несовместимость новообразованных видов, т.е. их неспособность производить плодотворное потомство или вообще потомство при скрещивании называется межвидовым барьером, или барьером межвидовой совместимости.
Существуют разнообразные теории, объясняющие механизмы видообразования, ни одна из которых не считается общепризнанной и полностью доказанной. Одна из причин этого — сложность эмпирической проверки из-за долговременности изучаемого процесса.
Speciation - the process of emergence of new species [1]. This genetic incompatibility between the newly formed species, ie their inability to produce offspring or even fruitful offspring when crossed is called the species barrier, or barrier of interspecific compatibility.
There are various theories to explain the mechanisms of speciation, neither of which are not considered to be generally accepted and fully proven. One reason for this - the complexity of empirical verification of the sustainability of the process being studied.
According to the synthetic theory of evolution (STE), the basis for speciation is the genetic variation of organisms, the leading factor - natural selection. In STE distinguish two ways of speciation: geographic, or allopatric, and ecological or sympatric.
Observation speciation
The process of speciation, according to the synthetic theory of evolution, is very long, whereas in salt-induced theories of speciation occurs very quickly. So, in fact, the process of speciation from beginning to end, while nobody was watching. Despite many experiments, of the mechanisms of speciation - a theory with little practical basis (with the exception of experiments on the re-synthesize species formed by polyploidy). There are different groups within the same species, in varying degrees dispersed for any reason. Nevertheless, these groups still refer to the same species. There are groups of very closely related species, yet their formation occurred a long time by historical standards, outside observation.
Согласно синтетической теории эволюции (СТЭ), основой для видообразования является наследственная изменчивость организмов, ведущий фактор — естественный отбор. В СТЭ выделяют два способа видообразования: географическое, или аллопатрическое, и экологическое, или симпатрическое.
Наблюдение видообразования
Процесс видообразования, согласно синтетической теории эволюции, очень долог, между тем по сальтационным теориям видообразование происходит очень быстро. Поэтому, собственно, процесс видообразования от начала до конца пока никто не наблюдал. Несмотря на множество экспериментов, представления о механизмах видообразования — это теории со слабой практической базой (исключение составляют эксперименты по ресинтезу видов, сформировавшихся путём полиплоидизации). Есть разные группы в пределах одного вида, в разной степени разошедшиеся по каким-либо причинам. Тем не менее, эти группы всё ещё относятся к одному виду. Есть группы очень близких видов, тем не менее их образование произошло довольно давно по историческим меркам, за пределами наблюдений.
четверг, 3 декабря 2009 г.
Professor Richard Dawkins wants to convert Islamic world to evolution
Professor Richard Dawkins wThe author of The God Delusion and The Selfish Gene, whose new book, The Greatest Show on Earth, is serialised in The Times next week, has topped bestseller lists all over the world but never in a predominantly Muslim country.
None of Professor Dawkins’ books, on evolution as well as religion, has ever been translated into Arabic, and his work has been heavily censored in Turkey. In an interview with The Times, he said that popularising evolution in the Islamic world, where creationist beliefs are strong, was a challenge he is keen to take up. “To be a bestseller in a Muslim country would be a personal triumph,” he said.
“I would like to see my books translated into Arabic. They haven’t been. They are all translated into Hebrew. Persian, I’m not sure. My books are translated into Turkish and they regularly get censored and suppressed.
“The experience of my Turkish publisher of The God Delusion was that he was threatened with arrest for blasphemy. He may even have been arrested, and my website has been banned in Turkey. I feel amused really. There’s something to be said for being suppressed, it makes people want to read you.”
Related Links
Richard Dawkins interview
The Selfish Genius by Fern Elsdon-Baker
Dawkins sets up kids’ camp to groom atheists
While most non-fundamentalist Christian traditions have largely accepted evolution, Islam was still much more hostile, he said. “It’s the fact that Islam teaches the Koran is the literal word of God, unlike most Christian sects, which say the Bible is largely symbolic. That could well be the cause.”
Professor Dawkins added that Islamic influence is the likely explanation for the growing popularity of creationist beliefs in Britain, where a recent poll found that 30 per cent of teenagers accept the rebranded idea of “intelligent design”.
“I think that’s pretty clear,” he said. “I hear that from colleagues at the coalface of teaching. There has been a sharp upturn in hostility to teaching of evolution in the classroom and it’s mostly coming from Islamic students.
“It is nothing like as serious as it is in America, where the hostility comes from Christians, but the consequence can be very poor scientific education. When I go to schools, as I occasionally do, I do get depressed when I see children coming out as evolution deniers. I don’t think they would have 30 years ago.”
Professor Dawkins’ new book, The Greatest Show on Earth, brings together the scientific evidence that shows the theory of evolution to be true. He hopes to convince those who espouse creationism because they are ignorant of science.
“I suppose anybody who reads it should no longer be capable of thinking that the world is 6,000 years old, should no longer be capable of thinking evolution isn’t a fact,” he said. “I’d like to think there’s got to be something wrong with people who finish the book and don’t think that.”
Creationists, he said, were ignorant about evolution in the same sense in which he admits to being ignorant about football. “Ignorant is just a factual statement. I’m ignorant about football and all sorts of things. And I don’t think you’d take it as an insult if I said you seem to know anything about football. It’s actually just a factual statement, it means you don’t know anything about it.
“I know quite a lot about evolution, and there are plenty of people out there who know nothing about evolution and who probably would enjoy learning something about evolution. Perhaps they can teach me about football.”
Print
Email
Your Comments
180 Comments
(Displaying 1-10)
Order By:
Newest first Oldest first Most recommended
Report item as: (required) X Obscenity/vulgarity Hate speech Personal attack Advertising/Spam Copyright/Plagiarism Other Comment: (optional)
lloyd dettering wrote:
He said to Nicodemus, "The wind blows where it pleases, and you hear its sound; but you do not know whence it comes and whither it goes; such is every man who is born of the Spirit." (and we all are, or we couldn't be here!). Some believe that he meant that you have to have some water poured on your head and then claim that you are a born-again Christian. Ignorant superstition! Even an otherwise intelligent ex-President (Jimmy Carter) professes to be a born-again 'Christian'.
If the, like the wind, where the Spirit comes from and where it goes, we do not know, how could Jesus have ever taught about Hell? This was inserted and attributed to Jesus to keep people in fear.
Jesus told Nicodemus that he had to be born again of water and the Spirit. (see John 3 : 1-12). The unfertilised egg is passed as the female's menstruation. The unsuccessful sperm dies and becomes liquid. The Spirit enters the union of sperm and egg at the time they are united (that is, at conception). How could it enter before they were united? Why would it enter after the fetus exits the womb? If so, who directs the development of the fetus in the womb? The sperm is like a tadpole - big head, encasing the brain, and a propelling tail with which it propels itself towards the egg. When the Spirit enters the union of egg and sperm, it direct the development of the fetus through the brain. The tail becomes the spine, out of which grows 'branches' we call arms and legs, etc. The Tree of Life in Genesis is the human body. The story of the Creation and Adam, etc., was just an analogy. There was NO Adam or Eve. Jesus said, "....before Abraham was born, I was". Note that he did not say before Adam, but "Before Abraham was born, I was!" I was, am, and will always be! for there is NO death, just a separate recycling of body and spirit!
"I am the way and the truth and the life; no man comes to my Father except by me." Not by Jesus, but by realizing that you are a spiri
October 9, 2009 7:20 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
lloyd dettering wrote:
Yet the so-called 'Vicar of Christ' in Rome, the Big Fraud of Paul, claims that reincarnation is cruel. As compared to what? Hell? Then Hell must be a training school for masochists!
October 9, 2009 7:18 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
lloyd dettering wrote:
Jesus taught reincarnation. He asked his disciples who men said he was. They told him, Elisha or Elijah, two prophets who were long dead. He told Nicodemus he had to be born again of water and the Spirit. When Nicodemus didn't understand, Jesus asked him how was it that he, Nicodemusm a leader of the people, didn't understand what he meant when he said that he had to be born again of water and the Spirit. The unfertilized egg of the female human becomes liquid or 'water'. So does the unsuccessful sperm of the male human. The Spirit enters at the time of Conception when egg and sperm are united. How could it enter before when they were separate? Why would it enter after the fetus exits the womb? In which case, who directs the development of the fetus? The sperm is like a tadpole : large head (encasing the brain) and a propelling tail with which the sperm makes its way to the egg. When the Spirit enters the unison of egg and sperm, It instructs through the brain the tail to become the spine out of which grows 'branches' we call arms and legs. We are as trees that have learned to walk upside down on our 'branches'/ The Tree of Life in Genesis is the human body. The story is just an anology. Note that Jesus said, "Before Abraham was, I am!" Not before Adam. I am, was and will always be! There is NO death! Just a constant (separate) recycling of body and spiriy! The body does not 'die'. It nerely changes its form back into the earth which maintained it when the spirit was in residence. If the material body merely changes its form, how can the intangible spirit die? Is the material body, the tool, of greater import than its user, the spirit?
Jesus taught reincarnation. He asked his disciples who men claimed he was. The response was "Elijah" or "Jeremiah" or one of the prophets who had lived and died long before Jesus was born (see Matthew 17 : 13-17). Therefore, this shows that the people of Jesus' time believed in reincarnation.
Yet the
October 9, 2009 7:18 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
lloyd dettering wrote:
Dawkins is a money-grubbing materialist in the tradition of the immature Christopher Hitchens! Evolution does no disprove God. Consider :
The physicists tell us that there was a Big Bang when an infinitessimally small 'speck' (atom, whatever) suddenly exploded or expanded to create this universe, and that this universe is accelerating in its expansion until there will be, some time in the future, billions of years from now, a Big Crunch when it will contract and be once more infinitessimally small again. Then there could possibly be another expansion again. Therefore, there could have been expansions (and contractions) prior to the one that created this universe.
There are only two entities in the universe! The material universe, which, naturally, includes our bodies (brains intact), and Consciousness. There can be no material world without a Consciousness of it! There can be no Consciousness without the material world to be consciousness of. That Consciousness is Jesus' God, a Spirit, which I call the Great Universal Spirit (G.U.S.; which the native Amerindians called the Great Spirit). The brain is only the tool of Consciousness, of which our individual consciousness is a part. All life is a manifestation of Consciousness or God, which uses the material for its manifestation. The Supreme Consciousness (Jesus' God, a Spirit, which is NOT the Jewish tribal man-made god, Jehovah) has always existed and will always exist regardless of any expansions or contractions of the material universe!
Evolution does not disprove Jesus' God! It only disproves the man-made tribal god of the Jews, Jahweh or Jehovah, most of whom, today, are descended from the Khazars who adopted Judaism long after Mohammed's and Islam's conquests. (See Koestler's book, "The Thirteenth Tribe")There is no mention of 'blue eyes' or 'blond hair' anywhere in the Bible. Neither in the Old nor the New Testament! (Check any Biblical Concordance). Abraham (or Abram) came out of Ur of the Chalde
October 9, 2009 7:16 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
ali ali wrote:
Im from the middle east and used to be muslim, but not anymore. I became an atheist after I read some websites showing the scientific errors in the Quran. I have read 'the god delusion' and just bought 'the greatest show on earth'. I would love to see his work to be translated to Arabic, however they wont sell in the middle east and most people there do not read.
September 10, 2009 10:56 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (7) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
The lectionary readings from last Sunday illustrate nicely the Christian's approach to arbitrary rules and love for one's fellow man incidentally.
August 31, 2009 3:05 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (2) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
Gerald, do you actually know what I and many other Christians believe? Apparently not. Have you ever read the Sermon on the Mount?
August 31, 2009 12:23 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (1) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
Matthew, you claim that certain values come naturally. Do you have any proof of this?
August 31, 2009 12:20 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (1) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
Michael, you're still not getting what I'm saying. Could you point out exactly what's impossible about the Christian faith? If something is impossible, it should be easy to demonstrate this. I think you like many atheists don't actually understand what Christians and other faiths believe and why.
August 31, 2009 12:19 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (1) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
These comments just show the prejudice amongst some atheists, prejudice which is as irrational and dangerous as any of the believers they claim superiority to lol! Some atheists dislike people with faith being reasonable as it spoils their arguments, and these responses indicate this.
August 31, 2009 12:17 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (2) Report Abuse Permalink
ants to convert Islamic world to evolution
None of Professor Dawkins’ books, on evolution as well as religion, has ever been translated into Arabic, and his work has been heavily censored in Turkey. In an interview with The Times, he said that popularising evolution in the Islamic world, where creationist beliefs are strong, was a challenge he is keen to take up. “To be a bestseller in a Muslim country would be a personal triumph,” he said.
“I would like to see my books translated into Arabic. They haven’t been. They are all translated into Hebrew. Persian, I’m not sure. My books are translated into Turkish and they regularly get censored and suppressed.
“The experience of my Turkish publisher of The God Delusion was that he was threatened with arrest for blasphemy. He may even have been arrested, and my website has been banned in Turkey. I feel amused really. There’s something to be said for being suppressed, it makes people want to read you.”
Related Links
Richard Dawkins interview
The Selfish Genius by Fern Elsdon-Baker
Dawkins sets up kids’ camp to groom atheists
While most non-fundamentalist Christian traditions have largely accepted evolution, Islam was still much more hostile, he said. “It’s the fact that Islam teaches the Koran is the literal word of God, unlike most Christian sects, which say the Bible is largely symbolic. That could well be the cause.”
Professor Dawkins added that Islamic influence is the likely explanation for the growing popularity of creationist beliefs in Britain, where a recent poll found that 30 per cent of teenagers accept the rebranded idea of “intelligent design”.
“I think that’s pretty clear,” he said. “I hear that from colleagues at the coalface of teaching. There has been a sharp upturn in hostility to teaching of evolution in the classroom and it’s mostly coming from Islamic students.
“It is nothing like as serious as it is in America, where the hostility comes from Christians, but the consequence can be very poor scientific education. When I go to schools, as I occasionally do, I do get depressed when I see children coming out as evolution deniers. I don’t think they would have 30 years ago.”
Professor Dawkins’ new book, The Greatest Show on Earth, brings together the scientific evidence that shows the theory of evolution to be true. He hopes to convince those who espouse creationism because they are ignorant of science.
“I suppose anybody who reads it should no longer be capable of thinking that the world is 6,000 years old, should no longer be capable of thinking evolution isn’t a fact,” he said. “I’d like to think there’s got to be something wrong with people who finish the book and don’t think that.”
Creationists, he said, were ignorant about evolution in the same sense in which he admits to being ignorant about football. “Ignorant is just a factual statement. I’m ignorant about football and all sorts of things. And I don’t think you’d take it as an insult if I said you seem to know anything about football. It’s actually just a factual statement, it means you don’t know anything about it.
“I know quite a lot about evolution, and there are plenty of people out there who know nothing about evolution and who probably would enjoy learning something about evolution. Perhaps they can teach me about football.”
Your Comments
180 Comments
(Displaying 1-10)
Order By:
Newest first Oldest first Most recommended
Report item as: (required) X Obscenity/vulgarity Hate speech Personal attack Advertising/Spam Copyright/Plagiarism Other Comment: (optional)
lloyd dettering wrote:
He said to Nicodemus, "The wind blows where it pleases, and you hear its sound; but you do not know whence it comes and whither it goes; such is every man who is born of the Spirit." (and we all are, or we couldn't be here!). Some believe that he meant that you have to have some water poured on your head and then claim that you are a born-again Christian. Ignorant superstition! Even an otherwise intelligent ex-President (Jimmy Carter) professes to be a born-again 'Christian'.
If the, like the wind, where the Spirit comes from and where it goes, we do not know, how could Jesus have ever taught about Hell? This was inserted and attributed to Jesus to keep people in fear.
Jesus told Nicodemus that he had to be born again of water and the Spirit. (see John 3 : 1-12). The unfertilised egg is passed as the female's menstruation. The unsuccessful sperm dies and becomes liquid. The Spirit enters the union of sperm and egg at the time they are united (that is, at conception). How could it enter before they were united? Why would it enter after the fetus exits the womb? If so, who directs the development of the fetus in the womb? The sperm is like a tadpole - big head, encasing the brain, and a propelling tail with which it propels itself towards the egg. When the Spirit enters the union of egg and sperm, it direct the development of the fetus through the brain. The tail becomes the spine, out of which grows 'branches' we call arms and legs, etc. The Tree of Life in Genesis is the human body. The story of the Creation and Adam, etc., was just an analogy. There was NO Adam or Eve. Jesus said, "....before Abraham was born, I was". Note that he did not say before Adam, but "Before Abraham was born, I was!" I was, am, and will always be! for there is NO death, just a separate recycling of body and spirit!
"I am the way and the truth and the life; no man comes to my Father except by me." Not by Jesus, but by realizing that you are a spiri
October 9, 2009 7:20 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
lloyd dettering wrote:
Yet the so-called 'Vicar of Christ' in Rome, the Big Fraud of Paul, claims that reincarnation is cruel. As compared to what? Hell? Then Hell must be a training school for masochists!
October 9, 2009 7:18 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
lloyd dettering wrote:
Jesus taught reincarnation. He asked his disciples who men said he was. They told him, Elisha or Elijah, two prophets who were long dead. He told Nicodemus he had to be born again of water and the Spirit. When Nicodemus didn't understand, Jesus asked him how was it that he, Nicodemusm a leader of the people, didn't understand what he meant when he said that he had to be born again of water and the Spirit. The unfertilized egg of the female human becomes liquid or 'water'. So does the unsuccessful sperm of the male human. The Spirit enters at the time of Conception when egg and sperm are united. How could it enter before when they were separate? Why would it enter after the fetus exits the womb? In which case, who directs the development of the fetus? The sperm is like a tadpole : large head (encasing the brain) and a propelling tail with which the sperm makes its way to the egg. When the Spirit enters the unison of egg and sperm, It instructs through the brain the tail to become the spine out of which grows 'branches' we call arms and legs. We are as trees that have learned to walk upside down on our 'branches'/ The Tree of Life in Genesis is the human body. The story is just an anology. Note that Jesus said, "Before Abraham was, I am!" Not before Adam. I am, was and will always be! There is NO death! Just a constant (separate) recycling of body and spiriy! The body does not 'die'. It nerely changes its form back into the earth which maintained it when the spirit was in residence. If the material body merely changes its form, how can the intangible spirit die? Is the material body, the tool, of greater import than its user, the spirit?
Jesus taught reincarnation. He asked his disciples who men claimed he was. The response was "Elijah" or "Jeremiah" or one of the prophets who had lived and died long before Jesus was born (see Matthew 17 : 13-17). Therefore, this shows that the people of Jesus' time believed in reincarnation.
Yet the
October 9, 2009 7:18 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
lloyd dettering wrote:
Dawkins is a money-grubbing materialist in the tradition of the immature Christopher Hitchens! Evolution does no disprove God. Consider :
The physicists tell us that there was a Big Bang when an infinitessimally small 'speck' (atom, whatever) suddenly exploded or expanded to create this universe, and that this universe is accelerating in its expansion until there will be, some time in the future, billions of years from now, a Big Crunch when it will contract and be once more infinitessimally small again. Then there could possibly be another expansion again. Therefore, there could have been expansions (and contractions) prior to the one that created this universe.
There are only two entities in the universe! The material universe, which, naturally, includes our bodies (brains intact), and Consciousness. There can be no material world without a Consciousness of it! There can be no Consciousness without the material world to be consciousness of. That Consciousness is Jesus' God, a Spirit, which I call the Great Universal Spirit (G.U.S.; which the native Amerindians called the Great Spirit). The brain is only the tool of Consciousness, of which our individual consciousness is a part. All life is a manifestation of Consciousness or God, which uses the material for its manifestation. The Supreme Consciousness (Jesus' God, a Spirit, which is NOT the Jewish tribal man-made god, Jehovah) has always existed and will always exist regardless of any expansions or contractions of the material universe!
Evolution does not disprove Jesus' God! It only disproves the man-made tribal god of the Jews, Jahweh or Jehovah, most of whom, today, are descended from the Khazars who adopted Judaism long after Mohammed's and Islam's conquests. (See Koestler's book, "The Thirteenth Tribe")There is no mention of 'blue eyes' or 'blond hair' anywhere in the Bible. Neither in the Old nor the New Testament! (Check any Biblical Concordance). Abraham (or Abram) came out of Ur of the Chalde
October 9, 2009 7:16 AM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? Report Abuse Permalink
ali ali wrote:
Im from the middle east and used to be muslim, but not anymore. I became an atheist after I read some websites showing the scientific errors in the Quran. I have read 'the god delusion' and just bought 'the greatest show on earth'. I would love to see his work to be translated to Arabic, however they wont sell in the middle east and most people there do not read.
September 10, 2009 10:56 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (7) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
The lectionary readings from last Sunday illustrate nicely the Christian's approach to arbitrary rules and love for one's fellow man incidentally.
August 31, 2009 3:05 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (2) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
Gerald, do you actually know what I and many other Christians believe? Apparently not. Have you ever read the Sermon on the Mount?
August 31, 2009 12:23 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (1) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
Matthew, you claim that certain values come naturally. Do you have any proof of this?
August 31, 2009 12:20 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (1) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
Michael, you're still not getting what I'm saying. Could you point out exactly what's impossible about the Christian faith? If something is impossible, it should be easy to demonstrate this. I think you like many atheists don't actually understand what Christians and other faiths believe and why.
August 31, 2009 12:19 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (1) Report Abuse Permalink
Jayil al-Qaeda wrote:
These comments just show the prejudice amongst some atheists, prejudice which is as irrational and dangerous as any of the believers they claim superiority to lol! Some atheists dislike people with faith being reasonable as it spoils their arguments, and these responses indicate this.
August 31, 2009 12:17 PM BST on community.timesonline.co.uk Recommend? (2) Report Abuse Permalink
ants to convert Islamic world to evolution
Evolution's third replicator: Genes, memes, and now what?
31 July 2009 by Susan Blackmore
Magazine issue 2719
Your ideas: Help find a name for the third replicator
WE HUMANS have let loose something extraordinary on our planet - a third replicator - the consequences of which are unpredictable and possibly dangerous.
What do I mean by "third replicator"? The first replicator was the gene - the basis of biological evolution. The second was memes - the basis of cultural evolution. I believe that what we are now seeing, in a vast technological explosion, is the birth of a third evolutionary process. We are Earth's Pandoran species, yet we are blissfully oblivious to what we have let out of the box.
This might sound apocalyptic, but it is how the world looks when we realise that Darwin's principle of evolution by natural selection need not apply just to biology. Given some kind of copying machinery that makes lots of slightly different copies of the same information, and ...
Magazine issue 2719
Your ideas: Help find a name for the third replicator
WE HUMANS have let loose something extraordinary on our planet - a third replicator - the consequences of which are unpredictable and possibly dangerous.
What do I mean by "third replicator"? The first replicator was the gene - the basis of biological evolution. The second was memes - the basis of cultural evolution. I believe that what we are now seeing, in a vast technological explosion, is the birth of a third evolutionary process. We are Earth's Pandoran species, yet we are blissfully oblivious to what we have let out of the box.
This might sound apocalyptic, but it is how the world looks when we realise that Darwin's principle of evolution by natural selection need not apply just to biology. Given some kind of copying machinery that makes lots of slightly different copies of the same information, and ...
воскресенье, 15 ноября 2009 г.
Расширенный фенотип Послесловие
Дэниел Деннетт
Почему философ пишет послесловие к этой книге? Расширенный фенотип – это наука или философия? И то, и другое; это конечно наука, но также и то, чем философия должна быть, но лишь периодически ею является: тщательно аргументированная дискуссия, которая открывает наши глаза на новые перспективы, разъясняющая то, что было темно и плохо понятно, и предоставляющая нам новый взгляд на предметы, которые мы полагали уже хорошо известными. Ричард Докинз говорит в начале, что «расширенный фенотип не может быть гипотезой, проверяемой самой по себе, он лишь меняет наш взгляд на животных и растения, и тем самым может подтолкнуть нас к проверяемым гипотезам, о которых мы иначе и не мечтали бы. Что это за новое мышление? Это не только “точка зрения гена” ставшая знаменитой благодаря книге Докинза “Эгоистичный Ген» (1978). Стоя на этом фундаменте, он показывает, как наш традиционный взгляд на организмы должен быть заменён на более богатое видение, в котором граница между организмом и окружающей средой сначала растворяется, а затем (частично) восстанавливается на более глубокой основе. «Я покажу, что обычная логика генетической терминологии неизбежно приводит к заключению, что гены могут считаться имеющими расширенные фенотипические эффекты – эффекты, которым не нужно экспрессироваться на уровне любого конкретного носителя». Докинз не провозглашает революций; он использует «обычную логику генетической терминологии» чтобы доказать, что поразительное значение биологии уже лежит в руках. Новая «центральная теорема»: «Поведение животного стремится максимизировать выживание генов “этого поведения”, безотносительно к тому, находятся ли эти гены в теле данного животного, исполняющего его». Более ранняя разъясняющая рекомендация Докинза биологам принять «точку зрения гена», не подавалась как революция, а скорее как разъяснение по смещению внимания, которое уже начало распространяться в биологии в 1976 году. Более раннюю идею Докинза так нервозно и неконструктивно критиковали, что многие непрофессионалы и даже некоторые биологи оказывались не в состоянии оценить, насколько плодотворным было это смещение внимания. Мы теперь знаем, что геном, такой как человеческий, включает и подчиняется механизмам захватывающей дух хитрости и изобретательности – в нём не только молекулярные копировщики и редакторы, но также мошенники и стражи, призванные сразиться с ними, гувернантки и бродячие артисты, защитники от рэкета, наркоманов и других нечестных нано-агентов, из тех, чьи роботизированные конфликты и защиты появляются чудеса видимой природы. Плоды этого нового видения простираются далеко за пределы почти ежедневных заголовков новостей о нанесении ударов новых открытий то на одну частичку ДНК, то на другую. Почему и как мы стареем? Почему мы заболеваем? Как работает HIV? Как нейроны соединяются между собой в ходе эмбрионального развития мозга? Можем ли мы использовать паразитов вместо ядов для контроля за сельскохозяйственными вредителями? При каких условиях сотрудничество не только возможно, но и с высокой вероятностью возникнет и сохраняется? Все эти жизненные вопросы, как и многие другие, освещаются переосмыслением проблем в терминах процессов, описывающих возможности для репликаторов реплицироваться, и связанных с этим издержек и выгод.
Докинз как философ – прежде всего обеспокоен логикой объяснений, которые мы предлагаем для объяснения этих процессов и предсказания результатов. Но это научные объяснения, и Докинз (как и многие другие) хочет показать, что их смысл – есть научный результат, а не только убеждения интересной и оправдываемой философии. Так как ставки велики, то нам нужно убедиться, что это хорошая наука, и для этого мы должны проверить логику в полях, где собираются данные, где детали имеют значение, где даже весьма мелкая гипотеза об исследуемом феномене может быть практически проверена. «Эгоистичный ген» был написан для образованных непрофессиональных читателей, и лишь вскользь прошёлся по многим запутанным и техническим вопросам, которые для надлежащей научной оценки требовалось рассмотреть подробно. «Расширенный фенотип» был написан для профессионального биолога, но стиль Докинза столь изящен и ясен, что даже посторонние люди, готовые к энергичному использованию своих умственных способностей, могут легко следовать за аргументацией, и оценивать изящество выводов.
Как профессиональный философ, я не могу устоять от удовольствия добавить, что в книге есть несколько самых мастерских, выдержанных цепочек строгих доказательств, с которым я когда-либо сталкивался (глава 5, и последние четыре главы), множество изобретательных и ярких мысленных экспериментов. Здесь есть даже несколько побочных, но существенных вкладов в философские споры, которых трудно было ожидать от Докинза. Например, мысленный эксперимент о генетическом контроле сбора грунта термитами, может обеспечить полезное понимание теорий «умышленности» – особенно в дебатах, которые у меня были с Fodor, Dretske, и другими, относительно условий, при которых контент может быть приписан механистичности. На философском жаргоне – в генетике господствует чистая эксистенциональность, и это делает любое обозначение фенотипических черт «вопросом произвольного удобства», но не снижает по этой причине мотивированности нашей заинтересованности в привлечении внимания к большинству фактических сообщений о ситуации.
Для учёного здесь есть множество проверяемых предсказаний – о таких разнообразных вещах, как например, стратегии спаривания ос, эволюция объёма спермы, маскировочное поведение бабочек, и влияние паразитов на жуков и бокоплавов. Есть также свежие, ясные исследования проблем эволюции пола, условий внутригеномного конфликта (или геномных паразитов), и многих других, на первый взгляд противоречащих здравому смыслу вопросов. Его предостерегающий обзор ловушек, которых нужно избегать при размышлениях об эффекте зелёной бороды и его соседях должен быть настольной книгой любого, рискнувшего войти в эти запутанные дебри.
Эта книга была обязательным чтением любого серьёзного исследователя новой дарвинистской эволюционной теории уже в момент её первого появления в 1982; но один из поразительных эффектов от перечитывания её сегодня состоит в том, что она показывает ретроспективный снимок критики ледникового периода. Стивен Джей Гулд и Ричард Левонтин в Соединенных Штатах, и Стивен Роз в Великобритании, долго предупреждали мир об угрозе «генетического детерминизма», который может породить Докинзовская биологическая «точка зрения гена», и здесь в главе 2, мы находим всю эту современную критику, уже умело опровергнутую. Можно было бы подумать, что за почти двадцать лет его противники найдут какую-нибудь новую сторону вопроса, какую-нибудь новую трещину, в которую они могли бы вбить разрушительный клин или два, но, как заметил Докинз в другом контексте, где не было никакого развития – «здесь очевидно нет никакой доступной вариации для дальнейшего совершенствования» в их размышлениях. Что самое интересное – когда возникает необходимость ответа вашим самым неистовым критикам, то достаточно просто переиздать то, что вы сказали на эту тему много лет назад!
Что это за такой жуткий «генетический детерминизм»? Докинз цитирует определение Гулда 1978 года: «Если мы запрограммированы на что-то, то эти черты неотвратимы. Мы можем в лучшем случае канализовать их, но мы не можем изменить их силой воли, образованием, или культурой». Но если это – генетический детерминизм (а я не видел серьезно пересмотренных определений у критиков), тогда Докинз – никакой не генетический детерминист (как и не E. O. Уилсон, или, насколько я знаю, никто из известных социобиологов или эволюционных психологов). Как показывает Докинз в безупречном философском анализе, вся идея об «угрозе» «генетических» (или любых других) детерминизмов – настолько плохо продумана теми, кто размахивает термином, что её следовало бы воспринимать как плохую шутку, если бы из неё не делали скандал. Докинз только не опровергает обвинения в главе 2, но он диагностирует вероятные источники путаницы, возбуждающие такие обвинения, и как он замечает: «имеется страстное рвение неправильно истолковывать»[41] 41
Страстность, полагаю, проистекает из прочности подсознательного креационизма людей, см. моё примечание в главе 2 – А.П.
[Закрыть]. Как это ни грустно, но он прав.
Не всякая критика нового дарвинизма столь «незаконнорожденная». Критики говорят, что адаптационистские рассуждения соблазнительны; слишком легко принять бездоказательный довод «так исторически сложилось» за серьёзный эволюционный аргумент. Это верно, но Докинз в этой книге снова и снова умело показывает аргументированные рассуждения, которые так или иначе изгоняют нечестность. В главе 3 Докинз высказывает исключительно важный тезис о том, что изменение в окружающей среде не может изменить лишь степень успешности фенотипического эффекта; оно может изменить фенотипический эффект в целом! Но хватит о стандарте; скучно ложно обвинение в том, что «точка зрения гена» будет игнорировать или недооценивать вклад изменений (включая «широкомасштабные») в селективной окружающей среде. Факт остаётся фактом – адаптационисты часто игнорируют эти (и другие) осложнения, почему собственно книга справедливо выступает с предупреждениями против поверхностных рассуждений адаптационистов.
Обвинение в «редукционизме» – другой стандартный ярлык, навешиваемый на идею «точки зрения гена», однозначно неадекватно, когда нацелено на Докинза. Далёкая от ослепительных чудес более высоких уровней объяснения, идея расширенного фенотипа расширяет свою власть, устраняя кособокие ложные концепции. Как говорит Докинз, она позволяет нам переоткрыть организм. Почему, если фенотипическим эффектам не нужно чтить границу между организмом и «внешним» миром, – вообще существуют многоклеточные организмы? Очень хороший вопрос, и мало кто задал бы его, – или задал бы очень серьёзно – если бы не предложенная Докинзом перспектива. Каждый из нас, гуляя каждый день по белу свету, несёт в себе ДНК нескольких тысяч линий (паразиты, кишечная флора) в дополнение к нашей ядерной (и митохондриальной) ДНК, и все эти геномы вполне преуспевают в большинстве случаев. В конце концов, все они путешествуют с нами в одной лодке. Стадо антилоп, колония термитов, спаривающаяся пара птиц и их кладка яиц, человеческое общество – эти групповые сущности не более групповые, чем – в конце концов, человеческий индивидуум, с его более чем триллионом клеток, каждая из которых – потомок союза клетки-мамы и клетки-папы, которые начали этот групповой вояж. «На любом уровне – все репликаторы внутри носителя будут разрушены, если сам носитель разрушен. Потому-то естественный отбор, по крайней мере – до некоторой степени, будет благоволить репликаторам, вынуждающим своего носителям сопротивляться разрушению. В принципе это может относиться к группам организмов также как и к отдельным организмам, ибо если группа разрушена, то все гены внутри неё разрушены тоже». Значит гены – это всё, что имеет значение? Вовсе нет. «Нет ничего магического в Дарвиновской приспособленности в генетическом смысле слова. Не существует закона, дающего приоритет приспособленности, как фундаментальному максимизирующемуся количеству… Мем имеет свои собственные возможности репликации, и свои собственные фенотипические эффекты, и нет причин как-то связывать успех мема с генетическим успехом».
Логика дарвиновского мышления не ограничена генами. Всё больше и больше мыслителей начинают оценивать это: эволюционные экономисты, эволюционные этики, другие специалисты социальных наук, и даже физики и деятели искусства. Я воспринимаю это как философское открытие, и бесспорно ошеломляющее. Книга, которую вы держите в своих руках – один из лучших путеводителей по этому новому миру понимания.
Глоссарий
К книге Ричарда Докинза «Расширенный фенотип»
Термины даны в алфавитном порядке английских эквивалентов
Изначально эта книга предназначалась для биологов, которым не нужны никакие предметные глоссарии, но мне сказали, что хорошо бы растолковать ряд технических терминов, чтобы книга была доступнее для широкого читателя. Многие термины хорошо разъяснены в других местах (например, Уилсон 1975; Bodmer и Cavalli-Sforza 1976). Мои определения, конечно же, не улучшают уже имеющиеся, но я добавил личную оценку спорных слов или вопросов, прямо относящихся к предмету этой книги. Я старался избежать загромождения глоссария излишними и явными перекрестными ссылками, но многие слова, используемые на определениях, будут иметь свои собственные определения в другом месте этого глоссария.
Адаптация – технический термин, который приобрёл значение, довольно далёкое от обычного, близкого к значению слова «модификация». Вместо значения вроде «крылья сверчка адаптировались (изменились исходя из их изначальной функции органа полёта) для пения» он стал означать что-то вроде «стали хорошо выполнять функцию пения». Адаптация стала означать что-то вроде некоего признака организма, который «хорош» для чего-то. Хорош в каком смысле? Хорош для чего или для кого? Это сложные вопросы, которые подробно обсуждаются в данной книге.
Аллели – (полная форма: аллеломорфы) Каждый ген может занимать только конкретное место в хромосоме, свой локус. В любом локусе в рамках популяции могут существовать альтернативные формы гена. Эти альтернативы и называются аллелями друг друга. В этой книге подчёркивается, что аллели, в определённом смысле являются конкурентами друг друга, так как в ходе эволюции успешные аллели достигают численного превосходства над другими в том же самом локусе и во всех хромосомах популяции.
Аллометрия – диспропорция между размерами части тела и размером всего тела, наблюдающаяся или от особи к особи, или в ходе жизни одной особи. Например, у больших муравьёв (но маленьких людей) головы стремятся иметь очень большие размеры относительно тела; голова растёт с иной скоростью, чем всё тело. Обычно принято относительный размер части тела связывать с развитостью функции, которую она выполняет.
Аллопатическая теория видообразования – широко распространённый взгляд на эволюцию, заключающийся в том, что эволюционное размежевание популяций на отдельные виды (более не скрещивающиеся между собой), имеет место в географически разделённых местностях. Альтернативная симпатическая теория испытывает трудности в объяснении того, как зарождающиеся виды могут разделиться, если они всё время имеют возможность скрещиваться друг с другом, и тем самым смешивать свои геномы.
Альтруизм – биологи используют этот термин в ограниченном (многие полагают – в извращённом) смысле, лишь внешне связанным с бытовым пониманием. Некое создание, к примеру – павиана или ген – называют альтруистичными, если его поведение (не намерение) способствует благу другого создания, в ущерб благу самого себя. Различные оттенки понимания «альтруизма» вытекают из различных интерпретаций понятия «благо». Эгоизм применяется в строго противоположном смысле.
Анафаза – фаза цикла деления клетки, в которой парные хромосомы расходятся. В мейозе происходят последовательно два деления и соответственно две анафазы.
Амизогамия – половая система, при которой в ходе оплодотворения сливаются гаметы разного размера – крупная (женская) и мелкая (мужская). Противоположная система – изогамия при которой в ходе оплодотворения сливаются гаметы одинакового размера.
Антитела – молекулы белка, вырабатываемые в ходе иммунной реакции животных и нейтрализующие вторгшиеся в организм инородные тела (антигены).
Антигены – инородные тела, обычно молекулы белка, вызывающие формирование антител.
Апосемантизм – явление отпугивания врагов яркими цветами, или аналогичными сильными стимулами, неприятными или опасными организмами вроде ос. Действие феномена, как предполагается, основано на лёгкости обучения врагов избеганию этих организмов, однако имеются (не-непреодолимые) теоретические трудности объяснения того, как феномен мог развиться первоначально.
Ассортативное скрещивание – стремление особей выбирать половых партнёров, похожих (позитивное ассоциативное спаривание или гомогамия) или явно не похожих (негативное ассоциативное спаривание) на них самих. Многие используют это слово только в смысле «позитивное»
Аутосома – хромосома, не входящая в число половых хромосом.
Болдуина/Уоддингтона эффект – впервые описан Сполдингом (Spalding) в 1873 году. По большей части гипотетический эволюционный процесс (называемый также генетической ассимиляцией), с помощью которого естественный отбор может создавать иллюзию наследования приобретенных признаков. Отбор в пользу генетической предрасположенности вырабатывать признаки в ответ на стимулы окружающей среды, ведёт к развитию увеличенной чувствительности к этим же стимулам окружающей среды, и возможному освобождению от потребности в них. В книге я предположил, что мы могли бы культивировать расу спонтанно продуцирующих молоко самцов, из поколения в поколение поддерживая самцов с женскими гормонами и отбирая особей с увеличенной чувствительность к женским гормонам. Роль гормонов, или других факторов среды, состоит в выявлении скрытых генетических вариаций, которые в противном случае пребывали бы в бездействии.
Центральная догма молекулярной биологии – представление о том, что нуклеиновые кислоты работают как шаблоны для синтеза белков, но никак не наоборот. Шире говоря, догма о том, что гены оказывают влияние на форму тела, но форма тела никогда не транслируется назад, в генетический код – приобретённые признаки не наследуются.
Хромосома – одна из цепочек генов, имеющихся в клетке. Кроме собственно ДНК, обычно также содержит сложную поддерживающую белковую структуру. Хромосомы становятся видимыми в световой микроскоп лишь в определённые фазы жизни клетки, но их количество и длина определяются из статистических соображений, вытекающих из одного уже факта наследования (см сцепление). Хромосомы обычно присутствуют во всех клетках тела, даже если в данной клетке активна их незначительная часть. Обычно имеются две половые хромосомы в каждой диплоидной клетке, и какое-то количество аутосом (у людей – 44).
Цистрон – один из вариантов определения гена. В молекулярной генетике цистрон имеет точное определение в терминах специального экспериментального теста. В более широкой трактовке он используется для указания на участок хромосомы, ответственной за кодирование одной цепочки аминокислот в белке.
Кодон – триплет из единиц генетического года (нуклеотидов), определяющий синтез одной единицы (аминокислоты) в молекуле белка.
Клон – в цитологии (биологии клеток) – набор генетически идентичных клеток, целиком происходящий от одной клетки-предка. Человеческое тело – гигантский клон, состоящий примерно из 1015клеток. Этим словом также обозначается набор организмов, все клетки которых – члены одного клона. Таким образом, пара однояйцевых близнецов может называться членами одного клона.
Копа правило – эмпирическое обобщение, полагающее, что в ходе эволюции размеры тел обычно возрастают.
Кроссинговер – сложный процесс обмена генетическими фрагментами[42] 42
Гомологичных – А.П.
[Закрыть] хромосом в ходе мейоза. Результат этой перестановки – почти бесконечное разнообразие гамет.
Д'Арси Томпсона преобразования – графическая техника, показывающая, как очертания одного животного могут быть преобразованы в очертания другого посредством особого математического алгоритма. Д'Арси Томпсон мог нарисовать одно из двух очертаний на обычной миллиметровке, затем показывал «как этот образ мог быть (с какой-то точностью) преобразован в другой, если систему координат исказить неким специфическим образом».
Диплоид – клетку называют диплоидной, если она имеет парный набор хромосом; у организмов с половым размножением – по одной от каждого родителя. Организм называют диплоидным, если все клетки его тела являются диплоидными. Большинство организмов с половым размножением являются диплоидными.
Доминантность – ген называют доминирующим над одной из его аллелей, если он подавляет фенотипические проявления другой (рецессивной) аллели, когда обе они находятся вместе. Например, карие глаза доминируют над голубыми, и только особи с обоими генами синих глаз (рецессивные гомозиготы) будут действительно голубоглазыми; те же особи, у которых один ген определяет синий цвет глаз, другой – карий (гетерозиготы) будут неотличимы от тех, кто имеет два гена карих глаз (доминантные гомозиготы). Доминантность может быть неполной; в этом случае гетерозиготы проявляют промежуточные признаки в фенотипе. Антипод доминантности – рецессивность. Доминантность/рецессивность – это свойство фенотипического эффекта но не гена как такового: данный ген может быть доминантным в одном из его фенотипических проявлений, и рецессивным – в другом (см. плейотропия).
Эпигенез – слово, связанное с длинной историей дискуссий в эмбриологии. В противоположность преформизму, эта доктрина полагает, что вся сложность организма возникает в процессе развития при взаимодействии генов и среды из относительно простой зиготы, но не детерминирована полностью свойствами яйцеклетки. Эта книга основана на идее (которую я одобряю), что генетический код – скорее средство достижения, чем проект. Иногда говорят, что различие между эпигенезом и преформизмом было ликвидировано современной молекулярной биологией. Я не согласен с этим и подчеркнул многие различия их в главе 9, где я настаиваю: эпигенез, но не преформизм, подразумевает, что эмбриональное развитие – процесс принципиально необратимый (см. центральная догма).
Эпистаз – класс взаимодействий между парами генов в их фенотипических эффектах. Технически их взаимодействие неаддитивно, что означает, грубо говоря то, что суммарный эффект работы этих двух генов не равен сумме их эффектов по отдельности. Например, один ген может маскировать эффекты другого. Этот термин используется, главным образом, в отношении генов в различных локусах, но некоторые авторы используют его также для описания взаимодействия между генами в одном локусе, при этом доминантность/рецессивность – особый случай. См. также доминантность.
Эукариоты – одна из двух основных групп организмов на Земле, включающая всех животных, растений, простейших и грибов. Характеризуется наличием клеточного ядра, и других заключённых в мембраны, клеточных органелл (аналогов «органов» внутри клетки) таких как митохондрии. Противопоставляются прокариотам. Различие между прокариотами и эукариотами гораздо фундаментальнее, чем между животными и растениями (не говоря уж о довольно незначительном различии между человеком и животными).
Эусоциальность – высший из известных энтомологам вид социальности насекомых. Характеризуется комплексом отличительных черт, наиболее важном из которых является наличие касты бесплодных «рабочих», помогающих размножаться своей долгоживущей матери – «царице». Обычно это явление ограничено относят к осам, пчелам, муравьям и термитам, но различные виды других животных также имеют ряд интересных признаков эусоциальности.
Эволюционно-стабильная стратегия (ESS) (Примечание: имеется в виду – вырабатываемая в ходе развития, но не присущая эволюции как таковой) – стратегия, выгодная популяции, преимущественно практикующей данную стратегию. Это определение схватывает интуитивную сущность идеи (см. главу 7), но не очень точно; математическое определение см у Мейнарда Смита, 1974.
Расширенный фенотип – все проявления гена в мире. Как обычно, «проявления» гена понимаются в свете сравнения с его аллелями. Обыкновенный фенотип – это частный случай расширенного, в котором проявления рассматриваются лишь в рамках одной особи – носителя этого гена. Практически удобно ограничить «расширенный фенотип» ситуациями, в которых проявления гена влияют на шансы выживания гена – как позитивно, так и негативно.
Приспособленность – технический термин, имеющий столь много запутанных значений, что я посвятил обсуждению его целую главу (глава 10).
Игр теория – математическая теория, изначально созданная для исследования человеческих игр, и далее обобщённая на экономику, военную стратегию, и эволюцию (в рамках теории эволюционно стабильных стратегий). Сфера теории игр – ситуации, в которых оптимальная стратегия не фиксирована, а зависит от стратегии, которая вероятнее всего принята соперником.
Гамета – одна из половых клеток, сливающихся в ходе полового оплодотворения. Сперматозоид и яйцеклетка являются гаметами.
Геммула – дискредитированная концепция, увлекшая Дарвина в его «пангенетической» теории о наследовании приобретённых характеристик – вероятно единственная серьёзная научная ошибка, когда-либо сделанная им, и пример «плюрализма» за который его недавно хвалили. Предполагалось, что геммула – это маленькая частица наследственности, приносящая информацию от всех частей в эмбриональную клетку.
Ген – единица наследственности. Для различных целей его можно определить различными способами. Молекулярные биологи обычно понимают ген как цистрон. Популяционные биологи иногда понимают его более абстрактно. Вслед за Вильямсом (1966, с. 24), я иногда использую термин «ген», подразумевая нечто, отделяющееся и рекомбинирующее с ощутимой частотой, и как «некую наследственную информацию, подвергающуюся благоприятному или неблагоприятному отбору на приспособленность при одно– или неоднократных его внутренних изменениях.
Генофонд – полный набор генов размножающейся популяции. Метафора, на основе которой предложен этот термин[43] 43
В оригинале – «пруд с генами» – А.П.
[Закрыть], хорошо подходит для этой книги, так как не акцентируется на бесспорном факте, что практически гены циркулируют в дискретных телах, и подчеркивает отношение к массиву генов, как к чему-то аморфному, вроде жидкости.
Генетический дрейф – изменения частот генов из поколения в поколение, обусловленное скорее случайностью, нежели отбором.
Геном – полный набор генов одного организма.
Генотип – генетическая конституция организма в конкретном локусе или наборе локусов. Иногда используется более широко, как полная генетическая копия фенотипа.
Генс (Гентс) – «раса» кукушек, паразитирующих на конкретном виде хозяина[44] 44
Расы отличаются формой и расцветкой яиц – А.П.
[Закрыть]. Различия между гентами должны быть генетическими, и они, как предполагается, находятся на Y хромосоме. Самцы птиц не имеют Y хромосом, поэтому не являются гентами. Термин явно неудачен, так как на латыни это слово относится к клану, имеющему общее происхождение по мужской линии.
Зародышевая линия – часть тела, являющаяся потенциально бессмертной в форме репродуктивных копий, а именно, генетический материал в гаметах и клетках, которые вырабатывают гаметы. Противопоставляется соме – смертной части тела, которая функционирует ради сохранения генов в зародышевой линии.
Градуализм – доктрина, полагающая эволюционные изменения постепенными, а не скачкообразными. В современной палеонтологии это предмет интересных дискуссий. Являются ли пробелы в последовательности окаменелостей артефактами, или они реально имели место? (см. главу 6). Журналисты раздули это псевдопротиворечие до сомнений в законности дарвинизма, который они называют градуалистической теорией. Верно то, что все нормальные дарвинисты – градуалисты в том смысле, что они не верят в скачкообразность появления очень сложных и поэтому статистически невероятных новых адаптаций, таких как глаз. Это именно то, что Дарвин понимал в афоризме «Природа не делает скачков». Но в пределах градуализма (в этом смысле), есть место для дискуссий о том, происходят ли эволюционные изменения гладко, или в мелких толчках, прерывающих длительные периоды стазиса. Это и есть предмет современных дискуссий, и он, даже отдалённо, никоим образом не несёт в себе сомнений в законности дарвинизма.
Групповой отбор – гипотетический процесс естественного отбора среди групп организмов. Часто привлекается для объяснения происхождения альтруизма. Иногда его путают с родственным отбором. В главе 6 я использую различие репликатора и носителя, чтобы отличить групповой отбор альтруистических черт от отбора видов, формирующих макроэволюционные тенденции.
Гаплодиплоид – генетическая система, при которой самцы выводятся из неоплодотворенных яйцеклеток и гаплоидны, а самки – из оплодотворённых, и диплоидны. Поэтому самцы не имеют отцов и сыновей. Самцы передают все свои гены дочерям, которые получают только половину генов от отцов. Гаплодиплоидность наблюдается у почти всех социальных и несоциальных перепончатокрылых (муравьи, пчёлы, осы, и т.д.), а также у некоторых клопов, жуков, клещей и коловраток. Проблемы, которые влечёт гаплодиплоидность своей близостью генетического родства, были изобретательно использованы в теориях эволюции эусоциальности у перепончатокрылых.
Гаплоид – клетку называют гаплоидной, если она содержит одинарный набор хромосом. Гаметы – гаплоидны, и когда они сливаются в ходе оплодотворения, то порождают диплоидную клетку. Некоторые организмы (например грибы и трутни) – состоят только из гаплоидных клеток, а потому называются гаплоидными организмами.
Гетерозиготность – состояние наличия неидентичных аллелей в хромосомном локусе. Обычно применяется к особи, и тогда имеются в виду две аллели в данном локусе. В более широкой трактовке может относиться к полной статистической разнородности аллелей, усреднённой по всем локусам особи или популяции.
Гомеотическая мутация – мутация, заставляющая одну часть тела развиваться в манере, присущей другой части. Например, гомеотическая мутация «antennopedia» у дрозофил заставляет ногу насекомого расти там, где обычно должна расти антенна. Это интересное явление, поскольку оно демонстрирует способность единственной мутации порождать изощрённые и сложные эффекты, но только тогда, когда уже имеется изначальная сложность, которую нужно только изменить.
Гомозиготность – состояние наличия идентичных аллелей в хромосомном локусе. Обычно применяется к особи, и тогда имеют в виду, что у особи – идентичные аллели в локусе. В более широкой трактовке термин может относиться к полной статистической однородности аллелей, усреднённой по всем локусам в особи или в популяции.
K – Отбор – отбор в пользу качеств, полезных для преуспевания в устойчивой, предсказуемой среде, где, вероятно, имеет место суровое соревнование между особями, хорошо приспособленными к жизни в популяциях большого размера, близкого к пределу ёмкости для данной среды, за ограниченные ресурсы. Среди этого разнообразия качеств (за которое, думаю, вы одобрите К-отбор) – такие как крупный размер тела, длинная жизнь, и небольшое число потомков, за коими производится тщательный уход. Противопоставляется r-отбору. 'K' и 'r' – это переменные обычного алгебраического уравнения в популяционной биологии.
Почему философ пишет послесловие к этой книге? Расширенный фенотип – это наука или философия? И то, и другое; это конечно наука, но также и то, чем философия должна быть, но лишь периодически ею является: тщательно аргументированная дискуссия, которая открывает наши глаза на новые перспективы, разъясняющая то, что было темно и плохо понятно, и предоставляющая нам новый взгляд на предметы, которые мы полагали уже хорошо известными. Ричард Докинз говорит в начале, что «расширенный фенотип не может быть гипотезой, проверяемой самой по себе, он лишь меняет наш взгляд на животных и растения, и тем самым может подтолкнуть нас к проверяемым гипотезам, о которых мы иначе и не мечтали бы. Что это за новое мышление? Это не только “точка зрения гена” ставшая знаменитой благодаря книге Докинза “Эгоистичный Ген» (1978). Стоя на этом фундаменте, он показывает, как наш традиционный взгляд на организмы должен быть заменён на более богатое видение, в котором граница между организмом и окружающей средой сначала растворяется, а затем (частично) восстанавливается на более глубокой основе. «Я покажу, что обычная логика генетической терминологии неизбежно приводит к заключению, что гены могут считаться имеющими расширенные фенотипические эффекты – эффекты, которым не нужно экспрессироваться на уровне любого конкретного носителя». Докинз не провозглашает революций; он использует «обычную логику генетической терминологии» чтобы доказать, что поразительное значение биологии уже лежит в руках. Новая «центральная теорема»: «Поведение животного стремится максимизировать выживание генов “этого поведения”, безотносительно к тому, находятся ли эти гены в теле данного животного, исполняющего его». Более ранняя разъясняющая рекомендация Докинза биологам принять «точку зрения гена», не подавалась как революция, а скорее как разъяснение по смещению внимания, которое уже начало распространяться в биологии в 1976 году. Более раннюю идею Докинза так нервозно и неконструктивно критиковали, что многие непрофессионалы и даже некоторые биологи оказывались не в состоянии оценить, насколько плодотворным было это смещение внимания. Мы теперь знаем, что геном, такой как человеческий, включает и подчиняется механизмам захватывающей дух хитрости и изобретательности – в нём не только молекулярные копировщики и редакторы, но также мошенники и стражи, призванные сразиться с ними, гувернантки и бродячие артисты, защитники от рэкета, наркоманов и других нечестных нано-агентов, из тех, чьи роботизированные конфликты и защиты появляются чудеса видимой природы. Плоды этого нового видения простираются далеко за пределы почти ежедневных заголовков новостей о нанесении ударов новых открытий то на одну частичку ДНК, то на другую. Почему и как мы стареем? Почему мы заболеваем? Как работает HIV? Как нейроны соединяются между собой в ходе эмбрионального развития мозга? Можем ли мы использовать паразитов вместо ядов для контроля за сельскохозяйственными вредителями? При каких условиях сотрудничество не только возможно, но и с высокой вероятностью возникнет и сохраняется? Все эти жизненные вопросы, как и многие другие, освещаются переосмыслением проблем в терминах процессов, описывающих возможности для репликаторов реплицироваться, и связанных с этим издержек и выгод.
Докинз как философ – прежде всего обеспокоен логикой объяснений, которые мы предлагаем для объяснения этих процессов и предсказания результатов. Но это научные объяснения, и Докинз (как и многие другие) хочет показать, что их смысл – есть научный результат, а не только убеждения интересной и оправдываемой философии. Так как ставки велики, то нам нужно убедиться, что это хорошая наука, и для этого мы должны проверить логику в полях, где собираются данные, где детали имеют значение, где даже весьма мелкая гипотеза об исследуемом феномене может быть практически проверена. «Эгоистичный ген» был написан для образованных непрофессиональных читателей, и лишь вскользь прошёлся по многим запутанным и техническим вопросам, которые для надлежащей научной оценки требовалось рассмотреть подробно. «Расширенный фенотип» был написан для профессионального биолога, но стиль Докинза столь изящен и ясен, что даже посторонние люди, готовые к энергичному использованию своих умственных способностей, могут легко следовать за аргументацией, и оценивать изящество выводов.
Как профессиональный философ, я не могу устоять от удовольствия добавить, что в книге есть несколько самых мастерских, выдержанных цепочек строгих доказательств, с которым я когда-либо сталкивался (глава 5, и последние четыре главы), множество изобретательных и ярких мысленных экспериментов. Здесь есть даже несколько побочных, но существенных вкладов в философские споры, которых трудно было ожидать от Докинза. Например, мысленный эксперимент о генетическом контроле сбора грунта термитами, может обеспечить полезное понимание теорий «умышленности» – особенно в дебатах, которые у меня были с Fodor, Dretske, и другими, относительно условий, при которых контент может быть приписан механистичности. На философском жаргоне – в генетике господствует чистая эксистенциональность, и это делает любое обозначение фенотипических черт «вопросом произвольного удобства», но не снижает по этой причине мотивированности нашей заинтересованности в привлечении внимания к большинству фактических сообщений о ситуации.
Для учёного здесь есть множество проверяемых предсказаний – о таких разнообразных вещах, как например, стратегии спаривания ос, эволюция объёма спермы, маскировочное поведение бабочек, и влияние паразитов на жуков и бокоплавов. Есть также свежие, ясные исследования проблем эволюции пола, условий внутригеномного конфликта (или геномных паразитов), и многих других, на первый взгляд противоречащих здравому смыслу вопросов. Его предостерегающий обзор ловушек, которых нужно избегать при размышлениях об эффекте зелёной бороды и его соседях должен быть настольной книгой любого, рискнувшего войти в эти запутанные дебри.
Эта книга была обязательным чтением любого серьёзного исследователя новой дарвинистской эволюционной теории уже в момент её первого появления в 1982; но один из поразительных эффектов от перечитывания её сегодня состоит в том, что она показывает ретроспективный снимок критики ледникового периода. Стивен Джей Гулд и Ричард Левонтин в Соединенных Штатах, и Стивен Роз в Великобритании, долго предупреждали мир об угрозе «генетического детерминизма», который может породить Докинзовская биологическая «точка зрения гена», и здесь в главе 2, мы находим всю эту современную критику, уже умело опровергнутую. Можно было бы подумать, что за почти двадцать лет его противники найдут какую-нибудь новую сторону вопроса, какую-нибудь новую трещину, в которую они могли бы вбить разрушительный клин или два, но, как заметил Докинз в другом контексте, где не было никакого развития – «здесь очевидно нет никакой доступной вариации для дальнейшего совершенствования» в их размышлениях. Что самое интересное – когда возникает необходимость ответа вашим самым неистовым критикам, то достаточно просто переиздать то, что вы сказали на эту тему много лет назад!
Что это за такой жуткий «генетический детерминизм»? Докинз цитирует определение Гулда 1978 года: «Если мы запрограммированы на что-то, то эти черты неотвратимы. Мы можем в лучшем случае канализовать их, но мы не можем изменить их силой воли, образованием, или культурой». Но если это – генетический детерминизм (а я не видел серьезно пересмотренных определений у критиков), тогда Докинз – никакой не генетический детерминист (как и не E. O. Уилсон, или, насколько я знаю, никто из известных социобиологов или эволюционных психологов). Как показывает Докинз в безупречном философском анализе, вся идея об «угрозе» «генетических» (или любых других) детерминизмов – настолько плохо продумана теми, кто размахивает термином, что её следовало бы воспринимать как плохую шутку, если бы из неё не делали скандал. Докинз только не опровергает обвинения в главе 2, но он диагностирует вероятные источники путаницы, возбуждающие такие обвинения, и как он замечает: «имеется страстное рвение неправильно истолковывать»[41] 41
Страстность, полагаю, проистекает из прочности подсознательного креационизма людей, см. моё примечание в главе 2 – А.П.
[Закрыть]. Как это ни грустно, но он прав.
Не всякая критика нового дарвинизма столь «незаконнорожденная». Критики говорят, что адаптационистские рассуждения соблазнительны; слишком легко принять бездоказательный довод «так исторически сложилось» за серьёзный эволюционный аргумент. Это верно, но Докинз в этой книге снова и снова умело показывает аргументированные рассуждения, которые так или иначе изгоняют нечестность. В главе 3 Докинз высказывает исключительно важный тезис о том, что изменение в окружающей среде не может изменить лишь степень успешности фенотипического эффекта; оно может изменить фенотипический эффект в целом! Но хватит о стандарте; скучно ложно обвинение в том, что «точка зрения гена» будет игнорировать или недооценивать вклад изменений (включая «широкомасштабные») в селективной окружающей среде. Факт остаётся фактом – адаптационисты часто игнорируют эти (и другие) осложнения, почему собственно книга справедливо выступает с предупреждениями против поверхностных рассуждений адаптационистов.
Обвинение в «редукционизме» – другой стандартный ярлык, навешиваемый на идею «точки зрения гена», однозначно неадекватно, когда нацелено на Докинза. Далёкая от ослепительных чудес более высоких уровней объяснения, идея расширенного фенотипа расширяет свою власть, устраняя кособокие ложные концепции. Как говорит Докинз, она позволяет нам переоткрыть организм. Почему, если фенотипическим эффектам не нужно чтить границу между организмом и «внешним» миром, – вообще существуют многоклеточные организмы? Очень хороший вопрос, и мало кто задал бы его, – или задал бы очень серьёзно – если бы не предложенная Докинзом перспектива. Каждый из нас, гуляя каждый день по белу свету, несёт в себе ДНК нескольких тысяч линий (паразиты, кишечная флора) в дополнение к нашей ядерной (и митохондриальной) ДНК, и все эти геномы вполне преуспевают в большинстве случаев. В конце концов, все они путешествуют с нами в одной лодке. Стадо антилоп, колония термитов, спаривающаяся пара птиц и их кладка яиц, человеческое общество – эти групповые сущности не более групповые, чем – в конце концов, человеческий индивидуум, с его более чем триллионом клеток, каждая из которых – потомок союза клетки-мамы и клетки-папы, которые начали этот групповой вояж. «На любом уровне – все репликаторы внутри носителя будут разрушены, если сам носитель разрушен. Потому-то естественный отбор, по крайней мере – до некоторой степени, будет благоволить репликаторам, вынуждающим своего носителям сопротивляться разрушению. В принципе это может относиться к группам организмов также как и к отдельным организмам, ибо если группа разрушена, то все гены внутри неё разрушены тоже». Значит гены – это всё, что имеет значение? Вовсе нет. «Нет ничего магического в Дарвиновской приспособленности в генетическом смысле слова. Не существует закона, дающего приоритет приспособленности, как фундаментальному максимизирующемуся количеству… Мем имеет свои собственные возможности репликации, и свои собственные фенотипические эффекты, и нет причин как-то связывать успех мема с генетическим успехом».
Логика дарвиновского мышления не ограничена генами. Всё больше и больше мыслителей начинают оценивать это: эволюционные экономисты, эволюционные этики, другие специалисты социальных наук, и даже физики и деятели искусства. Я воспринимаю это как философское открытие, и бесспорно ошеломляющее. Книга, которую вы держите в своих руках – один из лучших путеводителей по этому новому миру понимания.
Глоссарий
К книге Ричарда Докинза «Расширенный фенотип»
Термины даны в алфавитном порядке английских эквивалентов
Изначально эта книга предназначалась для биологов, которым не нужны никакие предметные глоссарии, но мне сказали, что хорошо бы растолковать ряд технических терминов, чтобы книга была доступнее для широкого читателя. Многие термины хорошо разъяснены в других местах (например, Уилсон 1975; Bodmer и Cavalli-Sforza 1976). Мои определения, конечно же, не улучшают уже имеющиеся, но я добавил личную оценку спорных слов или вопросов, прямо относящихся к предмету этой книги. Я старался избежать загромождения глоссария излишними и явными перекрестными ссылками, но многие слова, используемые на определениях, будут иметь свои собственные определения в другом месте этого глоссария.
Адаптация – технический термин, который приобрёл значение, довольно далёкое от обычного, близкого к значению слова «модификация». Вместо значения вроде «крылья сверчка адаптировались (изменились исходя из их изначальной функции органа полёта) для пения» он стал означать что-то вроде «стали хорошо выполнять функцию пения». Адаптация стала означать что-то вроде некоего признака организма, который «хорош» для чего-то. Хорош в каком смысле? Хорош для чего или для кого? Это сложные вопросы, которые подробно обсуждаются в данной книге.
Аллели – (полная форма: аллеломорфы) Каждый ген может занимать только конкретное место в хромосоме, свой локус. В любом локусе в рамках популяции могут существовать альтернативные формы гена. Эти альтернативы и называются аллелями друг друга. В этой книге подчёркивается, что аллели, в определённом смысле являются конкурентами друг друга, так как в ходе эволюции успешные аллели достигают численного превосходства над другими в том же самом локусе и во всех хромосомах популяции.
Аллометрия – диспропорция между размерами части тела и размером всего тела, наблюдающаяся или от особи к особи, или в ходе жизни одной особи. Например, у больших муравьёв (но маленьких людей) головы стремятся иметь очень большие размеры относительно тела; голова растёт с иной скоростью, чем всё тело. Обычно принято относительный размер части тела связывать с развитостью функции, которую она выполняет.
Аллопатическая теория видообразования – широко распространённый взгляд на эволюцию, заключающийся в том, что эволюционное размежевание популяций на отдельные виды (более не скрещивающиеся между собой), имеет место в географически разделённых местностях. Альтернативная симпатическая теория испытывает трудности в объяснении того, как зарождающиеся виды могут разделиться, если они всё время имеют возможность скрещиваться друг с другом, и тем самым смешивать свои геномы.
Альтруизм – биологи используют этот термин в ограниченном (многие полагают – в извращённом) смысле, лишь внешне связанным с бытовым пониманием. Некое создание, к примеру – павиана или ген – называют альтруистичными, если его поведение (не намерение) способствует благу другого создания, в ущерб благу самого себя. Различные оттенки понимания «альтруизма» вытекают из различных интерпретаций понятия «благо». Эгоизм применяется в строго противоположном смысле.
Анафаза – фаза цикла деления клетки, в которой парные хромосомы расходятся. В мейозе происходят последовательно два деления и соответственно две анафазы.
Амизогамия – половая система, при которой в ходе оплодотворения сливаются гаметы разного размера – крупная (женская) и мелкая (мужская). Противоположная система – изогамия при которой в ходе оплодотворения сливаются гаметы одинакового размера.
Антитела – молекулы белка, вырабатываемые в ходе иммунной реакции животных и нейтрализующие вторгшиеся в организм инородные тела (антигены).
Антигены – инородные тела, обычно молекулы белка, вызывающие формирование антител.
Апосемантизм – явление отпугивания врагов яркими цветами, или аналогичными сильными стимулами, неприятными или опасными организмами вроде ос. Действие феномена, как предполагается, основано на лёгкости обучения врагов избеганию этих организмов, однако имеются (не-непреодолимые) теоретические трудности объяснения того, как феномен мог развиться первоначально.
Ассортативное скрещивание – стремление особей выбирать половых партнёров, похожих (позитивное ассоциативное спаривание или гомогамия) или явно не похожих (негативное ассоциативное спаривание) на них самих. Многие используют это слово только в смысле «позитивное»
Аутосома – хромосома, не входящая в число половых хромосом.
Болдуина/Уоддингтона эффект – впервые описан Сполдингом (Spalding) в 1873 году. По большей части гипотетический эволюционный процесс (называемый также генетической ассимиляцией), с помощью которого естественный отбор может создавать иллюзию наследования приобретенных признаков. Отбор в пользу генетической предрасположенности вырабатывать признаки в ответ на стимулы окружающей среды, ведёт к развитию увеличенной чувствительности к этим же стимулам окружающей среды, и возможному освобождению от потребности в них. В книге я предположил, что мы могли бы культивировать расу спонтанно продуцирующих молоко самцов, из поколения в поколение поддерживая самцов с женскими гормонами и отбирая особей с увеличенной чувствительность к женским гормонам. Роль гормонов, или других факторов среды, состоит в выявлении скрытых генетических вариаций, которые в противном случае пребывали бы в бездействии.
Центральная догма молекулярной биологии – представление о том, что нуклеиновые кислоты работают как шаблоны для синтеза белков, но никак не наоборот. Шире говоря, догма о том, что гены оказывают влияние на форму тела, но форма тела никогда не транслируется назад, в генетический код – приобретённые признаки не наследуются.
Хромосома – одна из цепочек генов, имеющихся в клетке. Кроме собственно ДНК, обычно также содержит сложную поддерживающую белковую структуру. Хромосомы становятся видимыми в световой микроскоп лишь в определённые фазы жизни клетки, но их количество и длина определяются из статистических соображений, вытекающих из одного уже факта наследования (см сцепление). Хромосомы обычно присутствуют во всех клетках тела, даже если в данной клетке активна их незначительная часть. Обычно имеются две половые хромосомы в каждой диплоидной клетке, и какое-то количество аутосом (у людей – 44).
Цистрон – один из вариантов определения гена. В молекулярной генетике цистрон имеет точное определение в терминах специального экспериментального теста. В более широкой трактовке он используется для указания на участок хромосомы, ответственной за кодирование одной цепочки аминокислот в белке.
Кодон – триплет из единиц генетического года (нуклеотидов), определяющий синтез одной единицы (аминокислоты) в молекуле белка.
Клон – в цитологии (биологии клеток) – набор генетически идентичных клеток, целиком происходящий от одной клетки-предка. Человеческое тело – гигантский клон, состоящий примерно из 1015клеток. Этим словом также обозначается набор организмов, все клетки которых – члены одного клона. Таким образом, пара однояйцевых близнецов может называться членами одного клона.
Копа правило – эмпирическое обобщение, полагающее, что в ходе эволюции размеры тел обычно возрастают.
Кроссинговер – сложный процесс обмена генетическими фрагментами[42] 42
Гомологичных – А.П.
[Закрыть] хромосом в ходе мейоза. Результат этой перестановки – почти бесконечное разнообразие гамет.
Д'Арси Томпсона преобразования – графическая техника, показывающая, как очертания одного животного могут быть преобразованы в очертания другого посредством особого математического алгоритма. Д'Арси Томпсон мог нарисовать одно из двух очертаний на обычной миллиметровке, затем показывал «как этот образ мог быть (с какой-то точностью) преобразован в другой, если систему координат исказить неким специфическим образом».
Диплоид – клетку называют диплоидной, если она имеет парный набор хромосом; у организмов с половым размножением – по одной от каждого родителя. Организм называют диплоидным, если все клетки его тела являются диплоидными. Большинство организмов с половым размножением являются диплоидными.
Доминантность – ген называют доминирующим над одной из его аллелей, если он подавляет фенотипические проявления другой (рецессивной) аллели, когда обе они находятся вместе. Например, карие глаза доминируют над голубыми, и только особи с обоими генами синих глаз (рецессивные гомозиготы) будут действительно голубоглазыми; те же особи, у которых один ген определяет синий цвет глаз, другой – карий (гетерозиготы) будут неотличимы от тех, кто имеет два гена карих глаз (доминантные гомозиготы). Доминантность может быть неполной; в этом случае гетерозиготы проявляют промежуточные признаки в фенотипе. Антипод доминантности – рецессивность. Доминантность/рецессивность – это свойство фенотипического эффекта но не гена как такового: данный ген может быть доминантным в одном из его фенотипических проявлений, и рецессивным – в другом (см. плейотропия).
Эпигенез – слово, связанное с длинной историей дискуссий в эмбриологии. В противоположность преформизму, эта доктрина полагает, что вся сложность организма возникает в процессе развития при взаимодействии генов и среды из относительно простой зиготы, но не детерминирована полностью свойствами яйцеклетки. Эта книга основана на идее (которую я одобряю), что генетический код – скорее средство достижения, чем проект. Иногда говорят, что различие между эпигенезом и преформизмом было ликвидировано современной молекулярной биологией. Я не согласен с этим и подчеркнул многие различия их в главе 9, где я настаиваю: эпигенез, но не преформизм, подразумевает, что эмбриональное развитие – процесс принципиально необратимый (см. центральная догма).
Эпистаз – класс взаимодействий между парами генов в их фенотипических эффектах. Технически их взаимодействие неаддитивно, что означает, грубо говоря то, что суммарный эффект работы этих двух генов не равен сумме их эффектов по отдельности. Например, один ген может маскировать эффекты другого. Этот термин используется, главным образом, в отношении генов в различных локусах, но некоторые авторы используют его также для описания взаимодействия между генами в одном локусе, при этом доминантность/рецессивность – особый случай. См. также доминантность.
Эукариоты – одна из двух основных групп организмов на Земле, включающая всех животных, растений, простейших и грибов. Характеризуется наличием клеточного ядра, и других заключённых в мембраны, клеточных органелл (аналогов «органов» внутри клетки) таких как митохондрии. Противопоставляются прокариотам. Различие между прокариотами и эукариотами гораздо фундаментальнее, чем между животными и растениями (не говоря уж о довольно незначительном различии между человеком и животными).
Эусоциальность – высший из известных энтомологам вид социальности насекомых. Характеризуется комплексом отличительных черт, наиболее важном из которых является наличие касты бесплодных «рабочих», помогающих размножаться своей долгоживущей матери – «царице». Обычно это явление ограничено относят к осам, пчелам, муравьям и термитам, но различные виды других животных также имеют ряд интересных признаков эусоциальности.
Эволюционно-стабильная стратегия (ESS) (Примечание: имеется в виду – вырабатываемая в ходе развития, но не присущая эволюции как таковой) – стратегия, выгодная популяции, преимущественно практикующей данную стратегию. Это определение схватывает интуитивную сущность идеи (см. главу 7), но не очень точно; математическое определение см у Мейнарда Смита, 1974.
Расширенный фенотип – все проявления гена в мире. Как обычно, «проявления» гена понимаются в свете сравнения с его аллелями. Обыкновенный фенотип – это частный случай расширенного, в котором проявления рассматриваются лишь в рамках одной особи – носителя этого гена. Практически удобно ограничить «расширенный фенотип» ситуациями, в которых проявления гена влияют на шансы выживания гена – как позитивно, так и негативно.
Приспособленность – технический термин, имеющий столь много запутанных значений, что я посвятил обсуждению его целую главу (глава 10).
Игр теория – математическая теория, изначально созданная для исследования человеческих игр, и далее обобщённая на экономику, военную стратегию, и эволюцию (в рамках теории эволюционно стабильных стратегий). Сфера теории игр – ситуации, в которых оптимальная стратегия не фиксирована, а зависит от стратегии, которая вероятнее всего принята соперником.
Гамета – одна из половых клеток, сливающихся в ходе полового оплодотворения. Сперматозоид и яйцеклетка являются гаметами.
Геммула – дискредитированная концепция, увлекшая Дарвина в его «пангенетической» теории о наследовании приобретённых характеристик – вероятно единственная серьёзная научная ошибка, когда-либо сделанная им, и пример «плюрализма» за который его недавно хвалили. Предполагалось, что геммула – это маленькая частица наследственности, приносящая информацию от всех частей в эмбриональную клетку.
Ген – единица наследственности. Для различных целей его можно определить различными способами. Молекулярные биологи обычно понимают ген как цистрон. Популяционные биологи иногда понимают его более абстрактно. Вслед за Вильямсом (1966, с. 24), я иногда использую термин «ген», подразумевая нечто, отделяющееся и рекомбинирующее с ощутимой частотой, и как «некую наследственную информацию, подвергающуюся благоприятному или неблагоприятному отбору на приспособленность при одно– или неоднократных его внутренних изменениях.
Генофонд – полный набор генов размножающейся популяции. Метафора, на основе которой предложен этот термин[43] 43
В оригинале – «пруд с генами» – А.П.
[Закрыть], хорошо подходит для этой книги, так как не акцентируется на бесспорном факте, что практически гены циркулируют в дискретных телах, и подчеркивает отношение к массиву генов, как к чему-то аморфному, вроде жидкости.
Генетический дрейф – изменения частот генов из поколения в поколение, обусловленное скорее случайностью, нежели отбором.
Геном – полный набор генов одного организма.
Генотип – генетическая конституция организма в конкретном локусе или наборе локусов. Иногда используется более широко, как полная генетическая копия фенотипа.
Генс (Гентс) – «раса» кукушек, паразитирующих на конкретном виде хозяина[44] 44
Расы отличаются формой и расцветкой яиц – А.П.
[Закрыть]. Различия между гентами должны быть генетическими, и они, как предполагается, находятся на Y хромосоме. Самцы птиц не имеют Y хромосом, поэтому не являются гентами. Термин явно неудачен, так как на латыни это слово относится к клану, имеющему общее происхождение по мужской линии.
Зародышевая линия – часть тела, являющаяся потенциально бессмертной в форме репродуктивных копий, а именно, генетический материал в гаметах и клетках, которые вырабатывают гаметы. Противопоставляется соме – смертной части тела, которая функционирует ради сохранения генов в зародышевой линии.
Градуализм – доктрина, полагающая эволюционные изменения постепенными, а не скачкообразными. В современной палеонтологии это предмет интересных дискуссий. Являются ли пробелы в последовательности окаменелостей артефактами, или они реально имели место? (см. главу 6). Журналисты раздули это псевдопротиворечие до сомнений в законности дарвинизма, который они называют градуалистической теорией. Верно то, что все нормальные дарвинисты – градуалисты в том смысле, что они не верят в скачкообразность появления очень сложных и поэтому статистически невероятных новых адаптаций, таких как глаз. Это именно то, что Дарвин понимал в афоризме «Природа не делает скачков». Но в пределах градуализма (в этом смысле), есть место для дискуссий о том, происходят ли эволюционные изменения гладко, или в мелких толчках, прерывающих длительные периоды стазиса. Это и есть предмет современных дискуссий, и он, даже отдалённо, никоим образом не несёт в себе сомнений в законности дарвинизма.
Групповой отбор – гипотетический процесс естественного отбора среди групп организмов. Часто привлекается для объяснения происхождения альтруизма. Иногда его путают с родственным отбором. В главе 6 я использую различие репликатора и носителя, чтобы отличить групповой отбор альтруистических черт от отбора видов, формирующих макроэволюционные тенденции.
Гаплодиплоид – генетическая система, при которой самцы выводятся из неоплодотворенных яйцеклеток и гаплоидны, а самки – из оплодотворённых, и диплоидны. Поэтому самцы не имеют отцов и сыновей. Самцы передают все свои гены дочерям, которые получают только половину генов от отцов. Гаплодиплоидность наблюдается у почти всех социальных и несоциальных перепончатокрылых (муравьи, пчёлы, осы, и т.д.), а также у некоторых клопов, жуков, клещей и коловраток. Проблемы, которые влечёт гаплодиплоидность своей близостью генетического родства, были изобретательно использованы в теориях эволюции эусоциальности у перепончатокрылых.
Гаплоид – клетку называют гаплоидной, если она содержит одинарный набор хромосом. Гаметы – гаплоидны, и когда они сливаются в ходе оплодотворения, то порождают диплоидную клетку. Некоторые организмы (например грибы и трутни) – состоят только из гаплоидных клеток, а потому называются гаплоидными организмами.
Гетерозиготность – состояние наличия неидентичных аллелей в хромосомном локусе. Обычно применяется к особи, и тогда имеются в виду две аллели в данном локусе. В более широкой трактовке может относиться к полной статистической разнородности аллелей, усреднённой по всем локусам особи или популяции.
Гомеотическая мутация – мутация, заставляющая одну часть тела развиваться в манере, присущей другой части. Например, гомеотическая мутация «antennopedia» у дрозофил заставляет ногу насекомого расти там, где обычно должна расти антенна. Это интересное явление, поскольку оно демонстрирует способность единственной мутации порождать изощрённые и сложные эффекты, но только тогда, когда уже имеется изначальная сложность, которую нужно только изменить.
Гомозиготность – состояние наличия идентичных аллелей в хромосомном локусе. Обычно применяется к особи, и тогда имеют в виду, что у особи – идентичные аллели в локусе. В более широкой трактовке термин может относиться к полной статистической однородности аллелей, усреднённой по всем локусам в особи или в популяции.
K – Отбор – отбор в пользу качеств, полезных для преуспевания в устойчивой, предсказуемой среде, где, вероятно, имеет место суровое соревнование между особями, хорошо приспособленными к жизни в популяциях большого размера, близкого к пределу ёмкости для данной среды, за ограниченные ресурсы. Среди этого разнообразия качеств (за которое, думаю, вы одобрите К-отбор) – такие как крупный размер тела, длинная жизнь, и небольшое число потомков, за коими производится тщательный уход. Противопоставляется r-отбору. 'K' и 'r' – это переменные обычного алгебраического уравнения в популяционной биологии.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)